Николай Нагорнов - Вечная Любовь

Теперь понятно, отчего у Вас всегда была эта грусть и какая-то скрытая боль...

"Прошлое... Не спрашивай меня о нем никогда..."

И надо как-то поддержать Вас, чем-то помочь Вам... Но такую женщину, независимую, свободную, ни в каких защитниках не нуждающуюся, любая помощь только унизит...

Тогда - просто делать вид, будто ничего не знаю... Но Вы все равно почувствуете: со мной что-то случилось.

Нет, единственный выход - вообще на время исчезнуть из Вашей жизни, пока не приду в себя, пока не пойму, что делать... Ведь все равно люблю Вас и всегда буду любить...

Мертвое небо над головой.

Мертвое небо...

А сверх того...

Что теперь будете думать вы, господа и дамы одноклассники? Известно что... "Посмотрите на нашего Эйнштейна и Моцарта - что он возомнил о себе! Словно он может быть интересен таким женщинам. Вот и обжегся теперь. Вот и поделом ему. Не будет в следующий раз так возноситься в облака".

И как теперь смотреть в глаза тому же Левченко? Теперь у него полное право глядеть на меня сверху вниз с видом полной моральной победы, и нечего будет на это возразить. И Труфан, верный оруженосец, подумает, с этим ли Дон Кихотом ему дальше быть...

И одноклассницы... Вот уж кто теперь раздавит тайными насмешками... Ведь Зосимова же тогда, на вечере, говорила прямым текстом: "Орлов, неужели ты думаешь, что она...", и еще не дал ей досказать эту фразу до конца. И теперь пережить такое падение в ее глазах! "Досмеялся, Орлов, доактерствовал. Мы ведь тебя предупреждали..."

Когда женщина - идейный противник, и посрамиться перед ней с другой женщиной... Это полный позор... "Что, Орлов, убедился в радостях твоего буржуазного индивидуализма?! Вот что значит - оторвался от коллектива! Теперь мы тебя возьмем в свои руки для твоей же пользы. А то свободы от коллектива ему, несчастному, захотелось."

И что ей на это сказать?

А ведь только и хотел всю жизнь продвигать всех вперед и ввысь, к вершинам искусства и науки, свободы и независимости... И теперь... "Тебе ли нас продвигать с твоей театральщиной и шампанщиной?!"

Среди них больше места мне нет. Это однозначно. Это крах.

А еще сверх того?!

Не сегодня, так завтра откроется исчезновение главной фамильной драгоценности, и ты, Бабушка, моя благородная воспитательница, скажешь: "Ты был у меня один. Ты был моей главной надеждой. Единственной надеждой. Я ждала от тебя гениальности, благородства, чести и совести, я для этого превратила себя в твою домработницу, и так обмануть все мое доверие, все мои заботы, в тебя вложенные за столько лет... Тайно унести мое кольцо и подарить его женщине, с которой знаком два дня".

Нет, ясно, что и здесь все рухнет навсегда. И непоправимо.

И, разумеется, мой старик со всеми его чинными кабинетами и телефонами. Все это не укроется и от него с его-то проницательностью старого аппаратчика! И это тоже станет концом его доверия ко мне.

Нет, это полный крах всей жизни...

Переехать в другой город?

А где там жить? И на что? И как? Если еще нет гражданских прав быть самостоятельным, если еще нет этих пресловутых восемнадцати лет...

Или что же? В эмиграцию уехать? Где-то там, вдали, за океаном, сестра деда, my lovely american aunty with my several cousins, с которыми мы бы, конечно, нашли без труда общие интересы, да и с моим-то знанием английского... Но с какой вдруг стати они станут делать мне вызов через посольство Юнайтед Стейтс в Москве, через Форин Офис, через госдепартамент США, через ОВИР, где все разведки и контр-разведки начнут нас проверять и перепроверять... К чему же им вся эта непредставимая эпопея по моему вывозу в Нью-Йорк, словно я кто-то вроде Солженицына...

Ступени спускаются к площади. Площадь заполнена спешащими людьми. Все еще утро. Прощай, черный понедельник.

Куда же теперь? Или вернуться, удержать, остановить? А дальше что?.. Нет... Или поехать к Элен? А что это даст...

Вернуться назад во времени, в ту эпоху, где Вы еще не появились? В тот серый заколдованный мир, наполненный лишь прекрасными иллюзиями?

Нет... Это же слепота, это просто смешно - парить в небесах беспомощным на земле альбатросом...

"Нет правды на земле. Но правды нет и выше. Мне это так ясно, как простая гамма", сказал премудрый Сальери. Весь этот мир - лишь иллюзия. Он нам снится. Так не все ли равно, что делать и для чего...

Торговый пассаж. Прилавки на улицах. Чередование толп в очередях и безлюдья. Столпотворение. Сырость. Грязь. Рынок заморских рабов, афинский порт Пирей.

А это что?

МЕНЕ ТЕКЕЛ УПАРСИН

Огромные буквы блистают над крышами огненным зловещим заревом. Люди, как всегда, штурмуют прилавки, и никто этих слов не замечает. Или мне мерещится это? Массовое производство. Массовое потребление. Массовое накопление.

Вот и цена всей вашей культуре и духовности. Придет новый Сталин, Гитлер, Мао - и конец всему. Или атомная война. И тогда снова строить этот муравейник - храмы, музеи, библиотеки, театры? Для чего? Для кого?

Человек есть лишь мыслящий тростник на ветру, понял Паскаль.

Нет, остается только пойти к Наташе и сказать все, что думаю об этой их системе жизни и о ней самой.

Хотя бы разрядить душу! И лишь потом, может быть, хоть что-то откроется, хоть какой-то выход, хоть какая-то мысль, хоть какой-то просвет!

Просто пройти по этой аллее мимо старых тополей.

А люди идут мимо, как всегда, мимо. Вечно мимо. И никто из них не видит и не увидит, что я уже не я. Да и не обязаны они видеть.

И каждый из них мог бы сказать теперь:

"Ты же сам рвался к свободе от всех и ото всего. Вот и неси теперь свой крест. Крест свободы".

Странно, вот уже и ее дверь, словно прямо с аллеи сюда попал...

Ты подбегаешь к двери на мой стук, спрашиваешь: "Кто?"

- Значит, операция... А ты? Ты же все знала...

- Да в чем дело? Объясни мне...

- Это ты мне объясни... Как можно было так складно врать...

- Андрей, я ничего не знаю...

- Как это - жить в одной комнате и ничего не знать? Вот и цена всем твоим рассуждениям о любви к людям - жить в этих абстракциях и даже не видеть, что человек рядом, может быть, погибает...

- А что мне надо было знать? Мы живем с ней всего неделю, и не такой она человек, чтобы всем все рассказывать, да и мне не все интересно... Так что с ней, в конце-то концов?!

- Увезли ее вчера не в хирургию, Наташа, не в хирургию... Да что я тебе говорю. Вот все ваше человеколюбие, весь ваш прославленный гуманизм - скрыть правду, чтобы все было благопристойно...

- Поверь мне, я ничего...

Подойти к столу, сжать в руках бутоны принесенных мною же роз.

- Когда я ей целовал руку, она стояла передо мной после того, как с другим... с другим...

Так вот же яблоко! На что же смотрю сейчас? Поль Бельский! "Змей дал мне, и я ела"! "Отныне проклята Земля за тебя"!

Найти его немедленно! И уж там все ясно станет!