Николай Нагорнов - Вечная Любовь

Мега-вакуум. Пустота, миллион раз помноженная сама на себя.

Какая же чудовищная невидимая власть вогнала меня еще до рождения в это отдельное от всего мира тело и в эту отдельную от всей Вселенной душу? И почему никак, никак не могу выйти из этой бронированной мумии собственной отдельности и достучаться до бронемумии другого, другого человека?

Вот и преступлены все пределы, рубежи и границы.

Теомания. Так когда-то там, на Земле, называл это Шеф.

Теомания... желать быть выше Юпитера и Сатурна, Брамы и Шивы, Орфея и Диониса. Быть выше самого Закона Воздаяния. Выше звезд. Шесть тысяч футов выше уровня человека. Потом написать, вслед за Ницше, книгу "Почему я так мудр" и лишиться разума на всю оставшуюся жизнь.

Неужели я снова обманул сам себя? Неужели Небо - лишь бетонная плита над землей с нарисованными звездами?.. И больше - ничего?

И появляется Орлов-четвертый. Из ниоткуда... Он слушает, что говорит самому себе Орлов-третий, зависший во тьме. И продолжает:

- Я всегда это знал. Бетонная плита, и больше ничего. Развести водой эти пакеты с белым порошком - получится дьявольская смесь. Потом вколоть это в вену - и в мир лучший. Которого нет. Я - падший ангел на этой планете. Она родная для них, им не надо большего. Им никогда не понять жизни на десять миль выше уровня человека. А для менясами законы этой планеты - ложь и дьяволов водевиль !

Замолкает, вглядывается в меня и повторяет:

- Но правды нет и выше...

- Я не верю тебе. Исчезни.

Только обессиленно расслабиться в этой пустоте, где нет опоры телу... Жизненных сил уже не осталось.

Черный человек, мое отражение, молчит и ждет.

- А... Так ты - дьявол... Пришел за моей душой...

- Я не дьявол. Я Ангел Смерти.

Вот сейчас и пройти сквозь этот ужас вечного уничтожения, сквозь тьму вечного небытия...

Ведь смерти нет.

Обычный солнечный свет. Как всегда, куда-то спешат люди мимо древних запыленных тополей под заходящим солнцем.Это Земля, Земля... ХХ век... Старый Город... Один из бесконечных годов Двадцатого века, уже когда-то пережитый.

Действительно, смерти нет.

Лишь исчез навсегда этот двойник, моя "тень". Смерть страшна лишь для них, а не для человека.

И эти привычные улицы. Пройтись по ним в последний раз и попрощаться с каждой из них, вспомнить всё и попросить прощения у Неба за каждый день своей жизни в этом Городе.

Странно... Вот здесь и было кафе, где прошел тот вечер с Вероникой. Давно ли это было, казалось бы? Но никакого кафе здесь уже нет. Чего же стоять напрасно у этой витрины и вглядываться внутрь?

А здесь был кинотеатр, где бывали с Эльвирой почти каждый вечер... но вместо кинотеатра уже что-то другое, какой-то "видеосалон"... что за странное слово?

Надо медленно повернуться, оглянуться по сторонам, что-то спросить у людей, что-то объяснить...

И я прошел по людным улицам, был город полон отражений, они брели за мной как тени, эти сотни Орловых, прошедших в зеркальных витринах то под руку с Ириной Истоминой, то с Эльвирой, то с Вероникой, то рядом с Полем или Шефом... они брели за мной как тени имолча слушали меня.

Некоторые останавливаются и слушают.

И говорить задумчиво, словно рассуждая самому с собой:

- ...а кто превратил нашу жизнь в ад? Мы сами... Мы порождаем зло, заражаем им друг друга, потом ищем виновного. И вот, мы приобрели весь мир, а потеряли - свою душу. И стали нищими. Был один день, и на Земле стояли три креста... Он приходил к нам, чтобы разомкнуть этот круг. Но мир не понял Его... Я возвращаюсь. Я пойду к Нему - Он каждого из нас поймет и примет. Только Он и Она - Царица Неба и Земли. Прощайте... А это вам от меня на память...

Отдать одному человеку свой плащ. другому - электронные часы, третьему доллары, четвертому - зажигалку, пятому - джинсовую куртку.

- Это тебе... А это - тебе... а это - тебе... Придет время, и всё будет иначе... Мы все станем понимать друг друга... И ни в чем не обвинять. Мы научимся всё прощать друг другу, и тогда...

Еще что-то спокойно и мягко говорю о чем-то, надо просто сказать людям то, что есть, а люди поступают по-разному. Кто-то слушает, кто-то, презрительно усмехнувшись, уходит.

Впрочем, все уже сказано. И теперь можно медленно уйти по этому тенистому безлюдному переулку, чтобы...

Но что это вдруг со мной? Словно какая-то неведимая огненная стрела пробила сердценасквозь, и надо оглянуться, но почему-то вдруг ноги подкашиваются, и всё вокруг плывет в глазах...

Странно... Что это за человек лежит на нижней ступеньке лицом вниз... Он недвижим, кажется, и не дышит. Шум проезжающих машин постепенно стих, все звуки замедляются.

Гаснет свет в глазах, и вдруг откуда-то плывет музыка, спокойная, светлая...

Асфальт еще в полумраке, но он словно покрывается белыми покрывалами. Они ложатся и на этого бездыханного человека с моим лицом, но почему-то совсем не больно вдруг уже ине горько, словно какой-то клапан раскрылся со вспышкой слепящего Света, и такая нежданная легкость на душе, словно ухожу куда-то ввысь, а тело так и осталось лежать там, на асфальте, вот уже и весь Старый Город виден внизу, Река блестящей ленточкой, вот уже и вся Земля кружится в темноте среди звезд маленьким голубым шариком... Как же я к ней привык...

Из мерцающего свечения, из отблеска кометных шлейфов проступает яснее и яснее светящийся живой силуэт. Кто-то заботливый вдруг появляется рядом. Это, как будто, не совсем человек... Светоносное существо...

- Я Малый Страж порога. Ты только что пережил клиническую смерть.

Откуда же медленно плывет эта мучительная музыка струн?..

Струны существовали на Земле тысячи лет.

Пронзительность боли этих скрипичных струн несла в себе лишающий разума жар расплавленного как огненное стекло песка ханаанских пустынь и мертвое молчание гиперборейских ледовых глыб, вырастающих в многотонный гул айсбергов. Такою была Земля задолго до появления человека. Такою она и оставалась.

Еще миллионы лет планета плавилась и остывала, чтобы научить людей плавить металл.

Еще миллионы лет планета учила их, как превратить расплавленный металл в струну тонкости лазерного луча, прожигающего железобетон.

Еще и еще сотни тысячелетий надо было учиться свивать струну для звучания. И это были миллионы лет немой боли.

Эта немая боль гудела в скалах и ветрах, в кристаллах и камнях. Она учила бутоны тюльпанов и роз сворачиваться с наступлением ночи. Она учила животных кричать, выть искулить.

Она учила мужчин любить женщин.

Миллионы лет на извержения вулканов и кипящие гейзеры смотрели те, кто создали человека.

Они уже знали, что такое звук.

Люди учились у них буквам: "берешит бара Элохим".

Люди учились у них именам: "вэ элле шемот", "и вот имена".

Люди учились у них символам планет и созвездий.