Олег Языков - Книга четвертая. Корректор реальности.

Вся первая полоса газеты посвящена подвигам летчиков. Крылатые герои отечественной войны. Где же сводка?

Вторая полоса. Вот она… Ну? Ну…

Е-е-есть!! Есть тяжелые оборонительные бои на Ровенском направлении! Мы помогли нашим продержаться лишних… сколько там дней? Да наплевать, сколько дней! Главное – немцы стоят, бьются в нашу оборону, теряют танки, пушки, солдат и – стоят! Они теряют время, они теряют победу. Они уже проигрывают войну. Да что там!

ОНИ УЖЕ ЕЕ ПРОИГРАЛИ!

— Тур! Да Тур же! Замолчи, черт! Ты что орешь? Неужели… неужели – есть? — Взвинченный и напряженный спервоначалу голос Андрея вдруг упал и смягчился до трепетного девичьего шепота, каким обычно и задают извечный вопрос – а ты меня любишь?

— Есть, братишка! В том-то и дело, что есть! Есть, в бога, в душу мать! — как я не старался, прущих из меня слов и восторгов было не удержать.

— Как ты меня назвал? Братишка? Братишка… — Андрей, потрясенный этим простым, обыденным словом, замолчал.

— А чему ты удивлен, Андрей? Ты, если подумать, мне ближе, чем брат. Ты – это я… Твоя личность – это, конечно, Адриан в своей основе… Но ты ведь помнишь, сколько в тебе от меня? И ты еще спрашиваешь? Мы с тобой сиамские близнецы. Только расщепленные, без ножа разделенные. Отпочковался ты, короче. Вырос и заматерел. Дуб ты теперь, Андрюха! Причем – армейский!

Андрей слабо улыбнулся.

— Шутишь все? Ну-ну… Шути-шути. А ведь ты прав… брат. Мы с тобой… — Андрей на секунду замолчал, потом резко махнул рукой, отсекая свою минутную слабость, собрался, и твердым голосом продолжил. — Рассказывай!

— Да я и сам пока мало чего понимаю, Андрей. Ясно только одно. Нам удалось чуть-чуть скорректировать ход истории. Вот так, вот… Судя по всему, наши войска сумели задержать продвижение немцев на Луцком и Ровенском направлениях на… — я осторожно прикинул в уме, — Примерно, на неделю… То есть, я хочу сказать, еще на одну неделю, понял?

Андрей яростно замотал головой.

— Нет, не понял! И сейчас, честно говоря, не понимаю. Объясни, будь другом.

— Да я и сам мало что понимаю… Но, смотри вот… В той истории, которая была у меня, в ходе этих самых контрударов наших мехкорпусов по танковой группе Клейста и по 6-й армии немцев получился такой вот результат. Учти, я не специалист по истории начального периода Великой Отечественной войны…

— Ладно тебе. Давай, режь дальше!

— Ну, вот. Если очень упрощенно – наши ударили… Но – не очень удачно. Не кулаком, а врастопырку. Корпус Рокоссовского, если не ошибаюсь, вообще не смог атаковать. Немцы их встречным ударом опередили, что ли… Другие тоже вступали в бой кто как сумел. Восьмой мехкорпус помнишь ведь? Без подготовки, прямо с марша. Ну, вот… Но! Главное, что ударили. Несколькими мехкорпусами, огромной для этой войны массой танков. И плевать, что танки были в основном старые, изношенные и слабые. У немцев, если разобраться, таких тоже было достаточно. И завязалась драка – грудью на грудь. Да, наши понесли очень тяжелые потери… Очень тяжелые. Немцы, кстати, не меньшие… Так что, оба поединщика вышли из боя изрядно побитые. Немцы, правда, оправились быстрее, перегруппировались и продолжили наступление. Ну, да… с их-то резервами и возможностями… Но – главное! А главное, Андрюха, вот что – немцы потеряли в этих боях свой самый важный и невосполнимый ресурс – ВРЕМЯ! Жизненно важный, по другому и не скажешь. И потеряли они его безвозвратно. В моем времени задержка наступления немцев на Киев в результате этих боев оценивалась военными историками, примерно, в полторы недели. Может – чуть больше… Трудно сказать наверняка. А ты понимаешь, что такое задержка поминутно выверенных и взаимоувязанных планов наступления целой группы армий, да еще на одном из важнейших для хода войны направлений? А? Вот, то-то и оно! А тут, с нашей крошечной, минимальной помощью, удалось вырвать у истории и времени еще примерно неделю. Ты понимаешь? Можешь себе представить, что это значит? А, Андрей?

Взволнованный Андрей робко затряс головой.

— Это значит, Андрюха, это значит… Вот что! Мне необходимо срочно переговорить с маршалом Шапошниковым.

— Куда! Стой! Ты что, ошалел совсем? В 44-й год в гимнастерке с воротничком и шпалами?

— Да помню я, помню! В капсуле у меня мой мундир висит… Тот, что от Виктора остался.

Прямо из нашей избушки, по твердо уложенным в память координатам, я сквозанул на заранее подобранную маленькую опушку в чаще леса. Потом вызвал капсулу.

Ровно через час после нашей последней встречи с Шапошниковым я белкой взлетел по лестнице к дверям его квартиры. Открывший мне адъютант маршала был удивлен.

— Вы что-то забыли, майор? Что случилось?

— Да ничего не случилось, товарищ подполковник! Просто маршал попросил меня срочно доставить ему одну газету… Вот эту. — И я помахал перед носом подпола зажатой в кулаке "Красной Звездой". — Срочно!

— Ну, раз так… проходите. Сейчас спрошу маршала…

Он скрылся за дверью, вышел и приглашающе махнул рукой.

Я вошел. Шапошников так и сидел за столом. Работал. Перед ним стояла стопка книг, на столе лежала куча листов бумаги. Он снял пенсне, потер уставшие глаза и требовательно взглянул на меня.

— Что случилось, товарищ майор? Что вы еще придумали, Тур? Я же сказал – никаких приказов в 8-й корпус я писать не буду.

— И не надо, товарищ маршал! 8-й корпус уже выполнил свой самый главный приказ. Вот! — Я положил перед Шапошниковым газету.

— Ну и что это? А-а, "Звездочка"… Ух ты! Сорок первый год… От Советского Информбюро… Вы тут красным поначеркали? Ну, и что все это значит?

Я постарался тщательно подбирать слова.

— На наш взгляд, товарищ маршал, это может означать одно. Коррекция реальности, предпринятая нашей группой 27–28 июня 1941 года под Бродами и Дубно, привела к определенным и фиксированным результатам. — И я весомо прихлопнул газету рукой.

— Да-а? И каким же?

— А вот этого я вам сказать не могу. Не имею данных. В первом приближении ясно одно – советским войскам удалось задержать наступление немцев на Киев еще на одну неделю. Как эта коррекция отзовется впоследствии – не могу знать.

— Вот, значит, как… Еще на неделю… Неделя, да еще в июне-июле 41-го, дорогого стоит, хм-м, да. Вот что, голубчик. Это надо всемерно проверить. Точно, скрупулезно и непредвзято!

— За тем и пришел, товарищ маршал! А как?

— Не знаю… Слишком долго я болел, оторвался от жизни. Да и голова плохо соображать стала.

— А лечение?

— Да-да! Спасибо вам огромное! Улучшение очевидно, но… Сами понимаете – время, время… У вас голова помоложе, голубчик, и взгляд посвежее. Может, что сами предложите, а?

— Да вот, товарищ маршал. Что сразу на ум приходит… Вы же сейчас являетесь начальником Академии Генштаба?