Олег Языков - Книга четвертая. Корректор реальности.

…Летчики подходили ко мне все ближе и, когда подошли шагов на пять-шесть, направили на меня пистолеты.

— Кто? Ты кто?

Я сказал: – Свои!".

…делать было нечего, и я прыгнул. Благо мой "ишачок" завис вверх пузом, оставалось только распустить привязные ремни и вывалиться. Высота была метров восемьсот, и я, морской звездой распластавшись в воздухе, считал про себя секунды. Вокруг я не смотрел, боялся, что лишний раз моргну – и затяжной прыжок превратится в ныряние в зеленый ковер леса подо мной… Однако сразу после прыжка, краем глаза, я заметил несколько парашютов, медленно опускавшихся на землю немного западнее меня. Туда и пойдем.

Надо мной со свистом прошла пара "мессершмиттов", преследующая оставшиеся ТБ-3. На меня они не обратили никакого внимания – впереди была легкая, жирная цель. Наконец, хлопнул купол выпущенного парашюта, меня крепко дернуло, крутануло, по левому наушнику ударила парашютная стропа, и я повис метрах на двухстах. Подо мной был сплошной лес, вдали я успел заметить два низко висевших в воздухе белых купола.

Ветви приближались, я дергался как червяк, пытаясь проскочить мимо крон деревьев на свободное место. Треск, больнючие, хлесткие удары веток. Это тебе за проваленный бой, пилот! Закрывая согнутой левой рукой лицо, я повис и закачался метрах в полутора над землей. Ну, для нас это не высота… Бросив застрявший парашют, я мешком рухнул на мягкую землю. Вставать не хотелось. Передо мной, по траве, прикрывающей мягкую, песчаную почву, сосредоточенно и хлопотливо бегали муравьи. Наверное, выполняют план сельхоззаготовок… Вон, точно, тащат куда-то маленькую бабочку без одного крыла. Однако пора и мне заняться делом…

Где-то далеко-далеко послышались слабые пулеметные очереди. На земле? В воздухе? Скорее последнее. Немцы добивают наши бомбардировщики. Так погано стало на душе, что я взвыл, как от резкой боли, встал, и ничего не видя, ничего не замечая вокруг, носорогом попёр на запад. Там Андрей, там наши летчики, надо выручать их.

В себя я пришел быстро, как только услышал каркнувший что-то по-немецки голос, и сухой пистолетный выстрел. Надо же! Искал своих, а первым нашел немца. Или это он меня нашел? "ТТ" будто сам прыгнул мне в руку. Слева раздался легкий треск веток, я упал на колено и ударил прямо сквозь листву сдвоенным выстрелом на уровне пряжки ремня. В тени, из-за дерева, мелькнула вспышка выстрела. Дуэль я утраивать не собирался, этот немец был мне совершенно не нужен. Я метнулся ему во фланг, на секунду увидел темное пятно его комбинезона, и выстрелил в центр корпуса. Когда я подошел к немцу, он еще хрипел. Смотрел на меня ненавидящими глазами, скреб пальцами левой руки землю и все еще пытался поднять отказавшую ему правую руку с пистолетом. Я выбил ногой пистолет, поднял ствол "ТТ", увидел смертную тоску в его глазах, рука сама собой опустилась, я сплюнул и пошел дальше…

Через десять минут я нашел Андрея, спокойно качающегося в люльке подвесной системы парашюта. Его, видать, сильно приложило об ствол дерева, и мой ведомый висел себе, уронив голову на грудь, как неразумное спящее дитя в колыбели…

Потом мы ходили по лесу, кричали, искали летчиков с ТБ-3. Но никого не нашли. А потом мы пошли перекатами на восток. Туда, куда улетели наши бомбардировщики. Услышав вдали голоса и треск пожара, мы пошли туда. Выйдя на поле, в густой и высокой пшенице мы увидели растерянных, потрясенных гибелью самолетов и летчиков, милиционеров, кричавших: "Ау-у! Товарищи летчики, где вы?" Прямо на нас шел командир в еще новенькой, но помятой форме, с наганом в руке. Еще один Дерсу Узала на нашу голову… Лишь бы не стрельнул, охотник на бобров.

И тут я его узнал. По смуглому лицу, по несколько висящему носу с крошечными усиками под ним. Опять Симонов… Ну, да. Я же помню – он был тут, в Белоруссии. С самого начала войны. И гибель наших бомбардировщиков он видел, плакал, глотал слезы, а потом описал в своей книге. И в фильме эта сцена была. Трагическая и страшная…

В другой раз я бы и обрадовался нашей встрече. Но не сегодня. Я настолько был взвинчен этим неудачным боем, подавлен тем, что Андрея и меня сбили, а потом, наверное, сбили и наших бомберов, что только рявкнул: "Убери к…ной матери свой наган! Кого ты тут стрелять собрался, батальонный комиссар?"

Симонов смутился и стал неловко засовывать наган в кобуру.

— Там немцы прыгали… — как бы между делом ответил он.

— Нашли мы их… Уже отпрыгали свое, бедняги…

Симонов покосился на пистолет в моей руке, но ничего не сказал. Я тоже посмотрел на свой "ТТ". Я и забыл про него…

— Пришлось с немцем стреляться в кустах… — бегло пояснил я. — Пока я искал парашют своего ведомого. Счет 1:0. Победила команда "Крылья Советов".

Я убрал пистолет.

— Слышь, батальонный комиссар, у тебя машина есть? Подбросишь до аэродрома?

— Мы в Могилев…

— Не торопись… В Могилев ты по-всякому еще успеешь. Сначала подбросишь нас, понял? Дело у нас одно есть. Отлагательства не терпит. Должок немцам надо вернуть. Ясно?

Батальонный комиссар нехотя кивнул…

Однако воспользоваться перегруженным Костиным грузовичком, нам с Андреем было не суждено. Километрах в двух на восток нас остановили красноармейцы. Сумрачно-злой танкист с капитанскими шпалами сорванным голосом заорал что-то приказное и грубое. Я заинтересованно поднялся над кабиной. Капитан на повышенных нотах разговаривал с Симоновым. Костя оправился от пережитой им тяжелой сцены гибели самолетов и летчиков, пришел в себя и отвечал ему сдержанно и весомо, показывая рукой на машину, в которой лежали четверо раненых сталинских соколов. Но не это было интересно. Я удивленно присвистнул и толкнул Андрея локтем.

— А ведь эти ребята по нашу душу, старший лейтенант… Узнаешь?

У Андрюхи упала челюсть. Мы выпрыгнули из кузова, машинально разогнали складки под ремнями и встали плечом к плечу. К нам подходили трое. Два командира в форме НКВД и сержант-автоматчик. Морды у них были каменные, настороженные. Опасались, что мы сразу стрельбу начнем, что ли? Не будем мы стрелять, и место не то, и повода вроде бы нет… А вот поговорить с ними надо. Особенно – с этим вот хлопцем. Э-э-хх, не успел я! Не дожал я его, не проверил, как хотел. Ведь как чувствовал… Но – опоздал. А он, видать, успел, сволочь… Наш пострел везде поспел.

— Судя по трем шпалам в петлицах и нарукавному знаку с мечом, вы сразу скакнули аж до капитана госбезопасности, товарищ помначкар? Какими судьбами здесь? Кого ищете?

Милягу-хохла, славного труженика КПП, старшего сержанта Шевелитько было и не узнать. Нахмуренное чело говорило о тяжелых, видать государственного масштаба, думах. В строгих глазах ни тени улыбки. Да и его милый хохляцкий говор куда-то исчез напрочь.