Марина Наумова - Ночной народ

Лишь заметив перемещение урода, Глория сумела освободиться от шока, вызванного его внешним видом. Омерзение и страх, тотчас всколыхнувшиеся в ее душе, заставили ее тронуться с места.

Тем временем пение крепчало. Жалобное, как стенание птиц, загадочное и полное особой сумбурной и беспокойной красоты, имевшей какой-то призвук болезненности, оно шло из ниоткуда и заполняло собой все.

Да, воздух обычно не замечают, но бывают минуты, когда человек замирает, чтобы вобрать его в легкие и оценить: "Как он свеж!" - или, наоборот: "Как он тяжел и отвратителен!".

Ни то, ни другое не могло быть безоговорочно отнесено к пению-атмосфере: слишком чужой она казалась для этого - и все же невероятно знакомой показалась Глории скрытая в ней мятущаяся тоска.

Да и какому не лишенному души человеку, столкнувшемуся в своей жизни со страданием и непониманием, удастся остаться безучастным к боли вечных изгнанников, тысячелетия не знающих пристанища?

И неважно, каким языком говорится об этой беде - языком слов, музыки или красок, - боль поистине универсальна, ей неведомо такое деление.

"Как я понимаю Эрона! - подумала Глория и тут же спохватилась: Эрон!.. Так что же я так медлю?"

Глория прибавила шагу, но вскоре замерла: перед ней раскрылась пропасть.

Здесь было еще больше света, и отовсюду струились клубы жара, скрывая дно громадной ямы. Лишь невероятные по непрочности мостики из веревок и кое-как связанных дощечек простирались теперь перед Глорией, уводя в белесую туманную дымку, отделявшую ее от Буна.

Набравшись храбрости, Глория заставила себя взяться за край канатов-перил.

"Неужели я смогу пройти по этому мостику?" - вздрогнула она и тут же подумала: "Как хорошо, что пар скрыл дно - не так страшно будет падать вниз".

В самом деле, как бы глубоко ни открывались провалы между клубами пара, ни разу Глории не удалось увидеть сквозь них твердого дна - лишь такие же темные ребра мостиков время от времени проглядывали и внизу.

Музыка звучала тут сильнее, но как-то глуше.

Светился туман.

"И все же - пройду я или нет?" - когда Глория спросила себя об этом, она находилась уже на порядочном расстоянии от твердой почвы.

Дощечки не случайно казались непрочными - они так и вставали дыбом под ее ногами, грозя совсем перевернуться и в любой момент выскользнуть из-под ног, чтобы сбросить вниз незваную гостью. Но тем сильнее вцеплялись во влажные канаты руки Глории, верившей в то, что она просто не имеет права не пройти.

А у самого края пропасти стоял, внимательно наблюдая за ее передвижением, Феттин - тот самый полуголый человек с татуировкой на груди и с бульдогом, в свое время так напугавшем Эрона. Теперь бульдог мирно сидел, вывесив длинный розовый язык, и лишь изредка задирал морду, чтобы справиться по выражению лица хозяина, не пора ли ему спуститься на землю. Разумеется, Глория (как и Эрон) не знала, что Феттин тоже был здесь всего лишь новичком, только начавшим постигать правила здешнего общежития; этим фактом и объяснялось его любопытство.

Глорию он заинтересовал вообще мало - разве что напомнил своим внешним видом, что среди здешних обитателей встречаются и вполне нормальные люди. А татуировка и странный наряд... Ну мало ли по какой причине человек может захотеть напялить на себя ошейник из листьев! Молодежь и похуже придумывает украшения...

Наконец, потратив немало нервов, Глория сумела-таки преодолеть мостик. Первым делом она огляделась по сторонам. Если все то, что она видела раньше, можно было назвать преддверием города, здесь начинались уже жилые кварталы, поражающие своим видом почти как трущобы Индии: ни один отсек, исполняющий роль отдельной квартиры, не сгодился бы в качестве жилья нормальному человеку.

Иногда это были просто пустые коробки. И все же что-то выдавало в них жилье, причем постоянное, - скорее всего, переданный им самым загадочным образом отпечаток личностей их хозяев.

При виде первых же квартир сердце Глории вздрогнуло от жалости, но все же невероятная экзотичность подземного города быстро заслонила это человеческое чувство, позволяя только дивиться местными чудесами.

В одной из первых попавшихся на глаза девушке квартир сидел безглазый человек; кожа складками сползала с его лба, закрывая лицо почти до половины, и все же этот урод после человека-морды казался ей вполне заурядным. Сам обладатель разросшегося лба, по-видимому, так не думал и поспешил задернуть мутную целлофановую занавеску, служащую одновременно и окном, и стеной, и дверью.

Соседняя квартира была отгорожена от тропинки более основательно: стена, хотя и невысокая, достигала почти до половины человеческого роста. Глория попробовала заглянуть за нее, но встретилась взглядом с хозяйкой и желание куда-то попало. Хозяйка - внешность ничем не выдавала ее нечеловеческую природу - глядела на Глорию настороженно и мрачно.

"Ты меня не трогай - и я тебя не трону", - говорили выглядывающие из-под рыжеватой кудрявой челки невеселые глаза, и одного этого взгляда было достаточно, чтобы понять: ей есть что скрывать, даже если утаиваемое находилось не на ее теле, не в комнате, а где-то глубоко в душе.

Еще надежней было отгорожено от остального мира жилище, единственный вход в которое представлял собой узкую бойницу. Впрочем, утверждать это наверняка Глория не взялась бы - она и видела только эту бойницу и глухую стену позади нескольких человек-существ, которые, мгновенно отреагировав на чужое любопытство, резко повернулись в ее сторону.

Единственное, что Глория успела разглядеть, так это то, как какому-то лысому толстяку вытирают морду, снимая с нее нечто похожее на слюни. Зрелище выглядело преотвратительнейшим образом, и Глория не испытывала никакого желания любоваться им долго. Она могла не сомневаться, что немало еще насмотрится по дороге подобных сценок.

Вскоре Глория проходила уже мимо другой каморки, отгороженной лишь небольшим барьером, за которым стоял ребенок с болезненно-хрупкими, но не лишенными особого очарования чертами - так выглядят порой тяжелобольные незадолго до своей кончины. Один их вид способен внушить здоровому человеку стыд за свое благополучие.

Мальчик смотрел на Глорию немигающими, полными страдания глазами, и она, наверное, надолго бы задержалась тут, если бы к ребенку не подошла мать, женщина столь же изможденная и несчастная с виду, как и он сам.

"Просто какие-то живые скелеты", - подумала Глория, и она была недалека от истины.

Через следующие несколько метров ноги привели ее к очередному жилищу с занавесочными стенами. Его обитательница резко метнулась в ее сторону. Глория успела рассмотреть лишь безумные вытаращенные глаза и в испуге отшатнулась.