Семён Слепынин - Звёздный странник

Мы похоронили капитана на краю космодрома. Поставили памятник с вечным огнем наверху… И вдруг картина оборвалась, погасла вместе с рубиновым вечным огнем. Снова тьма, густая и липкая, с колышащимися неясными образами.

Тьма рассеялась, и я увидел просторный светлый зал, Вегу и доктора Руша, глядевшего на экран.

— Небогато, — сказал он, обернувшись ко мне. — Всего две картинки… Не поискать ли еще между этими двумя эпизодами? Попробуем.

И снова удар в скулу и расходящиеся круги в глазах… Немного погодя чудом перенесся из кресла и тьмы на солнечную, покрытую изумрудной травой поляну. В середине ее — небольшое овальное озерко, скорее глубокая лужа с прохладной и чистой водой. Мы, члены экипажа, как обезумевшие, плескались в этой луже. Даже наш строгий капитан вел себя, как мальчишка. Вынырнув из воды, он вспомнил давнюю свою привычку декламировать Маяковского:

Опять черный провал, густая клейкая тьма. Затем в клубящемся тумане начали медленно выступать какие-то очертания. Внезапно почувствовал, что сижу на жестковатом сиденьи у пульта управления вездехода. Рядом — члены экипажа. Перед нами расстилались унылые, наводящие тоску ландшафты. Какие? Трудно сказать, потому что наше внимание поглощено многотысячным, может быть, даже миллионным войском. Солдаты изумительно правильными рядами двигались прямо на нас, четко печатая строевой шаг. Чем ближе, тем явственней вздрагивала земля: туммм… туммм…

— Капитан! — услышал я голос Ивана. — Капитан! Что они? Взбесились? Эти твои уважаемые потомки…

— Не знаю… Попытка вступить в контакты? Не похоже…

Капитан, наморщив лоб, размышлял. Потом морщинки на лбу разгладились, и он, желая нас успокоить, с кривой усмешкой произнес:

— Не бойтесь. Они решили просто попугать.

— Попугать? — Иван пытался улыбнуться. — Феноменально…

А солдаты все ближе и ближе. Они шли, встряхивая землю чугунным топотом: туммм… туммм… На их плечах — ружья с расплюснутыми на концах стволами. По неведомо кем поданной команде солдаты взяли оружие наперевес. Сверкнули на солнце стволы…

— Капитан! — Иван был не на шутку встревожен. — Они же сотрут нас сапогами… Я пущу в ход биологический разрушитель!

— Никаких эксцессов! — прикрикнул Федор Стриганов. — Слышите! Никаких эксцессов! Кажется, я понимаю, в чем дело. Их не уничтожить никаким разрушителем. Они бессмертны, потому что давно мертвы.

— Капитан! — не унимался планетолог. — Сейчас не до шуток!

— А я не шучу. Потомки не сделают нам вреда. Это не входит в их задачу. Пока не входит… Может быть, все же контакты? Нет, не то… Есть! Понял! Смотрите, что произойдет.

Стриганов предостерегающе поднял руку. А солдаты — вот они, в двух десятках шагов. Мы видели их бессмысленные физиономии, покрытые капельками пота. Солдаты разевали рты, задыхаясь от жары. И вдруг все они пропали, будто провалились. Исчезновение было полным и ошеломляющим. Еще не осела пыль, поднятая сапогами, а их уже не было. Капитан с облегчением опустил руку.

— Так и есть! Это просто парад. Парад мертвецов… Не спрашивайте, братцы. Сам толком не знаю. Одно ясно — с планетой случилось что-то страшное…

На этом все оборвалось. Густая, как нефть, тьма прочно занавесила память…

— Ну и ну! — развел руками доктор. — Вот уж действительно загадка.

— Сережа, — утешающе ласково сказала Вега. — Это не наша планета. Ты не расстраивайся, отдыхай. Только отдыхай.

Мне ничего не оставалось делать, как последовать этому совету.

Вечером услышал в комнате сигнал вызова. На засветившемся экране появился Орион Кудрин. Он лениво сидел в кресле, закинув ногу на ногу.

— А, космический бродяга! — Орион вместо приветствия чуть привстал и снова сел. — Звездный странник! Так именуют тебя телекомментаторы. С легкой руки Тани. Кстати, ты произвел на мою сестру сильнейшее впечатление. О тебе только и трезвонит…

Заметив мое смущение, Орион сказал:

— Извини, Сергей, за болтовню. Я по делу. Можно к тебе в гости?

— Что за вопрос. Конечно, можно.

Я сел, предполагая, что Орион через несколько минут на гиперлете появится в городе. Но случилось неожиданное. Орион прямо с экрана буквально ввалился в комнату и вместе с заскрипевшим креслом придвинулся ко мне почти вплотную. Я вскочил на ноги. Что это? Розыгрыш?

Орион тоже встал и, улыбаясь, сунул мне свою широкую, как лопата, ладонь. В растерянности я протянул руку и пожал… пустоту. Орион расхохотался.

— Слушай, ты, мистификатор! — воскликнул я. — За такие шутки влеплю, как мне когда-то!

— А давай влепи, — Орион охотно подставил ухмыляющуюся физиономию. Рассмеялся и добавил: — Это новый экран.

— Понимаю… Телевоссоздание.

— Оно. Последняя новинка техники. Объемное воссоздание… А ты молодец. Быстро ориентируешься! Сразу чувствуется астронавт. Но к делу.

Орион сел и закинул ногу на ногу.

— Просмотрели мы картины, расшифрованные доктором Рушем. Да-а… Ошеломляющие картинки. Да и записки твои тоже… Отрезвляют!.. В общем, озадачен даже невозмутимый академия Фирсанов — председатель Солнечного Совета! Солнечный Совет? Координирующий центр, что-то вроде правительства всех населенных планет Солнечной системы — Земли, Луны, Венеры, Марсa, спутников Юпитера… Но дело не в Фирсанове, тобой хочет встретиться сам Спотыкаев.

— Спотыкаев?

— Да. Академик Спотыкаев. Своеобразная личность, новичку нелегко привыкнуть к нему. Но я буду с тобой, поддержу. Спотыкаев — милый, обходительный, корректный человек. Это в обычном, как он выражается, суетном настроении. Мой мозг, говорит он, отдыхает, погруженный в житейскую суету. Зато в ином, в рабочем настроении так сказать, в научно-эвристическом… Вот тогда он настоящий Спотыкаев. Рассеян, невнимателен к собеседнику. Может ответить колкостью и даже грубостью. По рассеянности наступит на ногу и не извинится, способен споткнуться на ровном месте. Но главное — в эвристическом настроении он натыкается на удивительные открытия и догадки, переворачивающие обычные представления. В общем, сам увидишь. Через два дня заявимся к тебе. А теперь, извини, тороплюсь. До свидания.

Орион привстал и с невозмутимым видом протянул руку для прощания. Но я пригрозил кулаком. Орион хохотнул и вместе с креслом втянулся в экран, который тотчас погас.

Нет ничего томительнее безделья. Не привык я к отдыху, который прописал мне доктор Руш. Вся жизнь моя была наполнена тренировками, работой, а затем головокружительными приключениями. А сейчас… Весь следующий день купался и загорал. Вечером гулял в парке на крыше санаторного здания. Подошел к малахитово-зеленым перилам и собрался встретить здесь закат, когда услышал сзади голос Веги: