Евгений Лотош - Ничьи котята

Все в прошлом. Будущее холодно и неопределенно, и для начала ей придется привыкнуть жить одной. Возвращаться в пустую темную комнату большого дома, кивать в коридоре общей квартиры таким же, как она, девушкам-одиночкам, снимающим соседние комнаты, раз в период платить деньги равнодушному хозяину, а еще расплачиваться по счетам за землю, электричество, воду и зимнее отопление. Таково будущее, к которому придется привыкнуть.

Она прощально махнула рукой и потопала вниз по ступенькам лестницы.

До своей новой квартиры она добралась на удивление быстро. Нужный трамвай пришел почти сразу, так что мыслишка шикануть и взять такси умерла в зародыше. На Подгорной улице она оказалась около пяти вечера — солнце уже коснулось гребня горы, но еще не успело зайти за него. Бросить сумку, распаковаться, совершить краткую экскурсию по окрестностям на предмет продуктовых и прочих магазинов — и лечь спать пораньше, в семь-полвосьмого. А завтра с утра подняться вместе с солнышком и обустроиться уже основательно: вычистить комнату сверху донизу, закупить продуктов на ближайшее время, прикупить какую-никакую посуду и, возможно, даже старый толстый телевизор где-нибудь в комиссионном магазине. Опять же, познакомиться с соседями, основательно погулять по окрестностям, выяснить, где какой транспорт ходит, где можно поймать такси при необходимости и где какие отделения банков… Ой, нет. С соседями не получится — завтра земледень, люди на работе. Придется в другой раз. А послезавтра — на работу, и снова пойдет обычная рутина. Только вот возвращаться придется уже не домой, а в пустую комнату к холодной плите и дребезжащему хозяйскому холодильнику.

Она тихонько вздохнула и зашагала к трехэтажному дому саженях в пятидесяти от остановки трамвая. Сумка тянула вбок и вниз, и Цукка пожалела, что не оставила половину барахла дома. Все равно еще раз возвращаться, хотя бы за учебниками. Да и рассказать, где и как устроилась, родителям надо.

У двери она нащупала в кармане пластинку ключа и вставила ее приемную щель. К ее удивлению, над замком вспыхнул и замигал красный огонек, а засов и не подумал отпираться. Она повторно сунула ключ — с тем же результатом. Что такое? Неужели ключ испортился? Она ведь проверяла его вчера вечером!

Все еще недоумевая, она нажала кнопку домофона рядом с фамилией хозяина.

— Кто? — несколько секунд спустя спросил хриплый мужской голос.

— Господин Януси, добрый вечер — заторопилась Цукка. — Здесь я, Цукка Мерованова. Вчера я сняла у вас комнату. Я войти не могу, ключ не действует.

— Госпожа Цукка? — переспросил голос. — Сейчас спущусь, жди.

Минуту спустя дверь распахнулась. Цукка облегченно вздохнула, подхватила с земли сумку и сунулась вперед, но тут же вынужденно остановилась. Вопреки ожиданиям хозяин воздвигся в дверном проеме и отодвигаться не собирался.

— Э-э… могу я пройти, господин Януси? — осведомилась девушка, недоуменно глядя на него.

— Видишь ли, госпожа Цукка, — хозяин смущенно почесал в затылке, — я твою комнату другому сдал. Извини, так получилось. Вот…

Он сунул девушке в руку тугой бумажный сверток — та машинально взяла — и вынул ключ из ее ослабевших пальцев.

— Но я же заплатила… — слабо произнесла она.

— Ну, заплатила, — хозяин пожал плечами. — А тот парень заплатил больше. Ему, видать, нужнее. Деньги я тебе вернул, так что прощай.

— Но куда я пойду! — Цукка чуть не плакала. — Вечер же! Поздно! Мне идти некуда!

— Твои проблемы, — хозяин еще раз пожал плечами. — Вверх по улице, в старой роще, кажется, есть отель. Сегодня там переночуешь, а завтра подыщешь себе другое жилье.

Дверь с грохотом захлопнулось, и Цукка почувствовала, как по щекам катятся слезы. Мир, казалось, рушился вокруг нее. Куда ей сейчас? Домой? Невозможно. Сначала решительно заявить, что уходит, а потом вернуться? Ни за что! Лучше ночевать на улице. Вот ляжет прямо здесь и заснет на камнях!.. Или нет, она пойдет в полицию! Ведь они договорились, она отдала деньги!

Договорились? А где договор? Она просто отдала деньги. Без подписей, без свидетелей. Деньги? Она вгляделась в сунутый в руку сверток. Да, похоже, все здесь. И за то спасибо. Мог бы и не вернуть.

И вообще, возьми себя в руки, дура, зло сказала она себе. Ишь ты, разнюнилась! Подумаешь, в дом не пустили. Этот гад не последний, небось, домовладелец в городе. Найдет она себе другое жилье. Тем более, завтра на работу не надо. Купить газету и внимательно просмотреть раздел с объявлениями, дел-то. А сейчас нужно искать отель. Время еще детское, и если поторопиться, она успеет найти себе комнату. А если нет… пятый период в нынешнем году на удивление теплый, а в сумке лежит плотная кофточка. Так что она и на скамейке не замерзнет. А можно сесть на трамвай и доехать до вокзала — там есть зал ожидания, можно подремать ночь, сидя в кресле.

Что эта сволочь сказала про отель вверх по улице? Надо посмотреть — вдруг он достаточно дешевый, чтобы переночевать. Девушка сунула деньги в нагрудный карман блузки, тяжело вздохнула и, перехватив сумку в другую руку, зашагала по улице.

Саженей через тридцать дорога резко пошла вверх. Еще через тридцать саженей Цукка почувствовала, что сумка наливается неподъемной тяжестью. Солнце уже наполовину опустилось за гору, и на улице начал сгущаться вечерний сумрак. Одно за другим вспыхивали окна домов. Тускло, но с каждой секундой все ярче разгорались фонари. Она бросила взгляд на часы. Пятнадцать минут шестого. К шести стемнеет окончательно — и как она станет искать отель? Хотя, наверное, возле него должна светиться вывеска…

Двадцать минут спустя она выдохлась окончательно — и не только физически. За очередным крутым поворотом улица внезапно кончилась, и последний фонарь осветил каменную площадку над обрывом, обнесенную фигурной металлической оградкой. Дорога шла и дальше, но по обеим ее сторонам возвышались массивные стволы деревьев. Судя по белым свечкам цветов в не по-весеннему густой листве и характерному запаху, витавшему в воздухе, — мароны. Значит, здесь улица кончается? Но где же отель? Наверное, она пропустила его в сумерках. Или гад-домовладелец что-то напутал. Или просто соврал, чтобы отвязаться…

Она устало плюхнула сумку на плиты смотровой площадки и оперлась о перила. Отдышавшись, она внезапно осознала, что перед ней открывается великолепный вид на бухту. Закрытое горами солнце уже ушло с ее поверхности, и внизу расстилалось море огней: сначала бегущее по склонам гор вплоть до угольно-темной по вечернему времени зоны цунами, а потом начинающееся снова, плавно переходя в еще освещенный противоположный берег Масарийской бухты. По воде сновали увешанные сигнальными огнями катера; неспешно двигалась пара больших сухогрузов и танкер, торопящиеся разгрузиться у пирсов, залитых светом прожекторов; мигали габаритные огни на могучих заслонках защитных эллингов, ночью прикрывающих от возможного буйства морской стихии изящные яхты, сейчас скользящие далеко в океане… Несмотря на вечер бухта кипела жизнью. А за ней, видный сквозь узкую горловину бухты, расстилался залитый вечерним солнцем океан, и красно-золотая рябь бежала по ряби его бесчисленных волн. Оттуда налетал соленый морской бриз, оставляя на губах вкус моря, приглашая взмыть с площадки, широко распахнуть ему объятья и чайкой полететь все выше и выше, к темно-синему небу, в котором все ярче начинал светиться восходящий Звездный Пруд. Айтес, Пураллах, Мутаэра, Двойной краб, Фибула Назины, Дельфин, Рубиновый ромб и другие созвездия драгоценными камнями проявлялись на темнеющем бархате космоса, и она задохнулась от восторга, привычного, но каждый раз словно испытанного впервые в жизни.