Евгений Лотош - Птенцы соловьиного гнезда

— Меня пригласил господин капитан Дентор! — внезапно разозлилась Карина. Наверное, стоило бы откланяться и больше никогда сюда не приходить, но взыгравшее упрямство такой вариант исключало. Она пройдет в спортзал, хотя бы для того, чтобы посмотреть на шутника-капитана. Или остолопа — как он мог не подумать, что ее просто не пустит охрана? — Нижайше прошу отвести меня к нему!

— Вот как? — ухмылка сползла с лица охранника. — Тогда другое дело, госпожа. Сегодня он как раз дежурит. Я отведу тебя.

Он кивнул своему напарнику, и тот, кивнув в ответ, отошел в тень здания и застыл в ожидании.

— Пойдем, госпожа, — сказал полицейский, вкладывая дубинку в петлю на поясе и указывая в сторону здания с вывеской «Отряд специального назначения». — Нам туда.

Внутри дом оказался похожим на большую казарму. Прямо от входа начиналась длинная и широкая комната, уставленная шкафчиками для одежды. В дальнем конце за закрытой на замок решеткой располагалась оружейная стойка, в которой ровными рядами стояли штурмовые карабины и еще какое-то зловещего вида оружие, которое Карина не опознала. Вдоль стен располагались жесткие кресла, в которых сидели и лениво переговаривались пять или шесть мужчин-людей и трое троллей в черно-желтой форме полицейского спецотряда. При появлении Карины с сопровождающим они прекратили разговор и внимательно уставились на девушку. Гигантский капитан Дентор сидел за столом рядом со входом и что-то быстро вводил в терминал.

— Господин капитан, — вытянувшись, обратился к нему полицейский. — Девушка утверждает, что знает тебя.

Капитан повернул голову и несколько секунд отсутствующе рассматривал Карину. Потом тень узнавания тронула его глаза, и он кивнул:

— Да, помню. Госпожа Карина, верно? Спасибо, Ванита, можешь быть свободен.

Полицейский щелкнул каблуками, повернулся и вышел, разве что не печатая шаг.

— Здравствуй, молодая госпожа, — устало сказал капитан. — Присядь, пожалуйста, на минуту, мне нужно абзац закончить. Представь, сегодня какой-то сопляк вознамерился ограбить банк с помощью дедушкина пистолета с заклиненным бойком — металлолом, из которого лет тридцать не стреляли. От большого ума еще и заложников брать вздумал, когда сирены у входа завыли. Чуть не пристрелили придурка. Хорошо, у него хватило ума пушку бросить и на пол лечь, как приказали. Полчаса езды туда, полчаса оттуда, пять минут на месте — и два часа писанины.

Он покачал головой и снова отвернулся к дисплею.

Оторвался от своего занятия он действительно менее чем через минуту. Вывернув сложенные в замок руки и со вкусом потянувшись (Карина снова поразилась его необъятным габаритам), он сладко зевнул.

— Ну что, — спросил он, — значит, решилась-таки появиться? Молодец, одобряю. Пойдем, отведу тебя в зал. Нараси! Я через несколько минут вернусь, посиди за меня на связи.

Он воздвигся из за стола и приглашающе мотнул головой.

— Я на дежурстве, так что в зале не останусь. Там только те ребята, что от дежурства свободны. Их человек пятнадцать, но ты не пугайся, — говорил капитан, размашисто шагая по улице. Карина едва успевала за ним. — С глупыми вопросами не полезут. Но если что, там сейчас вайс-капитан Панас, Панас Тадий, он мой заместитель. С любыми проблемами — к нему, он поможет. Сейчас… — он бросил взгляд на часы. — Сейчас двадцать минут восьмого. Ночной сторож закрывает зал в девять, постарайся уложиться. Приходить можешь хоть каждый день, охрану я предупрежу. Извини, что забыл сделать сразу. Проходи, — он толкнул дверь спортзала, пропуская девушку вперед.

Капитан вложил в рот два пальца и резко свистнул.

— Народ! — громко сказал он, когда все головы повернулись к ним. — Представляю госпожу Карину Мураций. Она с сегодняшнего дня она занимается вместе с нами. Я о ней предупреждал. Надеюсь, все помнят, — в его голосе проскользнули угрожающие нотки. — Панас! — Один из троллей поднялся с тренажера и кивнул девушке. — Ты лично ее опекаешь. А вы все, остолопы, смотрите да учитесь, поняли? Если что, я в дежурке.

Ободряюще хлопнув Карину по плечу — та аж присела под тяжестью его руки — он повернулся и вышел.

В зале стояла напряженная тишина. Карина нервно оглянулась вокруг. Вот так неожиданно привлечь всеобщее внимание казалось до крайности невежливым. Впрочем, даже если так, ее вины здесь нет.

— Меня зовут Карина, блистательные господа, — она поклонилась присутствующим. — Рада познакомиться. Прошу благосклонности.

Формула приветствия волшебным образом разрядила обстановку. Полицейские отвернулись, задвигались и снова занялись своими делами. Тролль подошел к ней и поклонился в ответ. От него исходил характерный тонкий запах мускуса.

— Я Панас Тадий, — представился он, — заместитель Дентора. От лица всех ребят сообщаю, что радость взаимна. Чувствуй себя как дома, госпожа Карина. Тебе не станут мешать, я лично прослежу. Скажи, госпожа, а у тебя действительно коричневая лента?

— Э-э-э… да, — смутилась Карина. — Но это не так много.

— Больше, чем у любого из моих бойцов, — хмыкнул тролль. — У нас в отряде искусство Пути почти не практикуется. Предполагается, что тёкусо в наших условиях более адекватно. Ладно. Если что, не стесняйся обращаться.

Он повернулся, подошел к своему агрегату и снова впрягся в него. Заходили вверх-вниз даже на глаз неподъемно выглядящие противовесы.

Карина вздохнула. Разумеется, мешать ей не станут. А вот пялиться станут так, что дырки взглядами провертят. Интересно, капитан Дентор сказал им только об ее ленте? Или еще и о том, что она девиант? Она прошла к раздевалке, сбросила одежду и белье, нацепила набедренную и нагрудную повязки и надела поверх дзюбу. В зале оказалось неожиданно прохладно, и, кажется, впервые в жизни плотная куртка оказалась кстати. По крайней мере, на первых минутах.

Выйдя на маты, она почувствовала странную скованность. Разумеется, все полицейские в зале наблюдали за ней. Большинство старалось бросать взгляды незаметно, исподтишка, но некоторые пялились совершенно открыто. Ну и что? Подумаешь! Она давно не замордованная девчонка, прячущаяся под кровать от одного взгляда чужака. В конце концов, на межшкольных турнирах на нее пялились никак не меньше!.. Скованность, однако, не уходила. Но не бросать же все из-за какого-то смущения?