Владимир Немцов - Последний полустанок

- Выиграли в лотерее?

- Что вы, Афанасий Гаврилович! Купил на свои кровные... То есть не совсем на свои, - заметив удивленный взгляд Набатникова, поправился Аскольдик. Папан у меня добрый. Помог.

- Это приятно. Анатолий Анатольевич очень хорошо о нем отзывался. Кстати, а вы знаете, сколько стоит "Волга"?

- Конечно.

- Отец ваш директор производственного комбината? Так, кажется? Ковры, дорожки... Не помню, что-то мне говорил Анатолий Анатольевич. Зарплата его вам известна?

- Примерно, - нехотя ответил Аскольдик.

- Вы извините меня, товарищ Семенюк, за любопытство. Возможно, вам посчастливилось? По займу выиграли? Нет? Тогда, может быть, дача в наследство осталась? Отец решил сделать вам подарок и продал ее за ненадобностью?

- При чем тут наследство? - обиделся Аскольдик. - Дачу сами построили и продавать ее пока не собираемся.

Афанасий Гаврилович взял со стола счетную линейку и протянул ее Аскольдику:

- Видимо, я совсем позабыл арифметику. Проверьте, пожалуйста. По моим расчетам, ваш папа должен работать два года, чтобы купить "Волгу". Но ведь пить-есть тоже надо. Мама не работает, а вашу зарплату всерьез принимать нельзя. Она почти целиком уходит на содержание машины и ваши личные потребности. Математический парадокс.

- Я не математик, Афанасий Гаврилович, - лениво произнес Аскольдик, кладя линейку на стол. - И, откровенно говоря, этим вопросом никогда не интересовался.

Набатников чуть не стукнул кулаком по столу. Не интересовался? А сюда прилетел с блокнотом, хотел выпускать сатирический листок, любопытствовал, спрашивал, нет ли бракоделов среди ученых, выискивал сплетни, дотошный до всякой ерунды... А что творится дома, его, видите ли, не интересует. Но самое главное, что тут он искренен. Он всегда в стороне. И, к сожалению, так нередко бывает. Развернешь газету, читаешь: "Из зала суда". Опять проворовался какой-нибудь завмаг. Построил себе дачу за огромные деньги. А откуда у него деньги - никто раньше не спрашивал. Равнодушные доброхоты отводили ему участок, подписывали всякие бумаги, продавали стройматериалы, помогали рабочей силой... А ведь стоило только прикинуть в уме общую сумму его многолетней зарплаты и примерную стоимость дачи, как дело уже можно передавать в прокуратуру. До каких же пор мы будем оправдываться пережитками капитализма? Почему мы слепо закрываем глаза и ждем естественного и обязательного конца, что жулик обязательно попадется? Неужели так мало значит профилактика?

- Простите мою назойливость, товарищ Семенюк, - как можно спокойнее проговорил Набатников. - Вы изволили заметить, что бытовыми вопросами не интересуетесь. Тогда чем же?

Аскольдик снисходительно усмехнулся:

- Мне очень странно слышать это от вас, Афанасий Гаврилович. Разве сейчас, когда открылись дороги в космос, можно интересоваться чем-либо другим? Вся молодежь только и думает, как бы поскорее распроститься со старухой.

- Какой старухой? - удивился Афанасий Гаврилович.

- Землей, конечно.

Набатников только руками развел. Вон чем он прикрывает свою пакостную философию! "Впрочем, почему именно вас, уважаемый профессор, занимающегося изучением космоса, волнуют какие-то мелкие жулики? - иронически спросил он себя. - Полноте, Афанасий Гаврилович, завтра открывается новая эпоха в истории человечества. Вечная энергия космических пространств будет спущена на Землю..."

Нет, не убедит себя профессор Набатников, и зря он старается пышными словами оградить свое сознание от сегодняшнего, сиюминутного. Во имя чего? Ради кого он живет и трудится? Во имя будущего человечества, ради наших детей... Но опять вновь и вновь возникает трезвая, холодная мысль. Дети? У Набатникова взрослая дочь - учительница в сельской школе. Она счастлива, и ей не нужна ни "Волга", ни столичная профессорская квартира, в которой она могла бы жить. И вот, заложив ногу за ногу, сидит перед тобой мальчик. Он тоже один из тех, кому должно принадлежать будущее. Таких мальчиков не так уж много, но они живут в дачах, построенных на ворованные деньги, разъезжают в ворованных машинах. Они догадываются об этом, догадываются их друзья, но никто не хочет называть вещи своими именами, лишь стыдливо прячут голову под крыло и делают вид, что ничего не знают.

Так вот и сейчас с Аскольдиком. Казалось бы, странно, что Набатников прежде всего затеял разговор о "Волге", даче, зарплате, а не о том, почему сфотографированы вовсе не те иллюминаторы, которые нужно.

Ведь именно это его беспокоило, это мучило.

Может быть, подсознательно, но Афанасий Гаврилович не мог отделить одно от другого. Аскольдику на все наплевать. Какая ему разница, на чьи деньги папины или государственные - куплена машина? Не все ли равно, что сфотографировать? Важно не попадаться.

- Вы комсомолец, Семенюк? - после некоторого молчания спросил Набатников.

Аскольдик откинулся на спинку кресла.

- Да. Но разве в мои обязанности входит проверка семейного бюджета? Я уважаю своего отца, и подобный контроль был бы для него оскорбительным...

- Но ведь здравый смысл подсказывает...

- Я еще молод, Афанасий Гаврилович, - саркастически улыбнулся Аскольдик. Откуда у меня здравый смысл? Мне кажется, что папа умеет жить. Ничего плохого в этом я не вижу.

Набатников понял, что не здесь надо переубеждать Аскольдика, но как-то не мог подойти сразу к основной цели разговора. Мальчишка наивен, хотя и носит маску скептика. С годами это проходит, но есть недоумки, которые такую маску носят до конца жизни.

Нелегко разговаривать с этим заносчивым мальчуганом. Так, например, он убежден, что судьба открытия или изобретения зависит только от людей, облеченных властью. Это они стоят на пути новаторов. А попробуй скажи, что от него - помощника фотолаборанта - тоже кое-что зависит, он рассмеется в лицо. Его не переубедишь, даже если расскажешь во всех подробностях историю с перепутанными аккумуляторами... Мало ли чего не бывает по молодости лет. Обыкновенная ошибка. У девчонок память слабая, они рассеянные.

Но чем объясняется ошибка Семенюка, надо разобраться обязательно. И Афанасий Гаврилович решил вызвать его на откровенный разговор.

- Вы человек взрослый, но еще очень молоды, чтобы безболезненно воспринимать замечания и советы старших, а потому с вами разговаривать довольно трудно... Но я попробую просто на пальцах объяснить вашу вину.

Аскольдик поднял рыжеватые брови:

- Вину? Интересно.

Набатников вышел из-за стола, тяжело зашагал по комнате.

- Вы увлекаетесь кинолюбительством, - продолжал он, искоса поглядывая на Аскольдика. - Занятие интересное, но хлопотное. А у вас все возможности. В НИИАП прекрасная лаборатория, а сам лаборант, при котором вы состоите в помощниках, уже освоил проявление обратимой пленки и по мягкости душевной выполнял все ваши заказы... Вы не расставались с кинокамерой и однажды по срочному заказу Медоварова засняли ею окошки из "космической брони".