Тихон Непомнящий - Казуаль

Тихон Непомнящий

Казуаль

1

...Я говорю, конечно, не о такой силе воображения,

которая действует наугад и создает всякого рода

несуществующие вещи; я разумею силу воображения, не

покидающую реальной почвы действительности и с масштабом

действительности и ранее познанного подходящую к вещам

чаемым и предполагаемым...

И.Гете

Вряд ли предполагал архитектор Авилов, что этот день станет чудодейственным рубежом в творчестве, в его жизни.

Вадим Сергеевич Авилов уже давно связал свою судьбу не с проектированием новых строений, а с восстановлением, реставрацией знаменитых памятников зодчества, разрушенных войной, покореженных временем. Он смирился с тем, что не суждено ему увидеть собственное сооружение - Дворец культуры или жилой дом - плод его творчества, его, авиловского, понимания современной архитектуры. Авилову за послевоенные десятилетия не раз приходилось проникаться творческим горением зодчих прежних эпох - Растрелли или Воронихина, Захарова или Росси, постигать их мысли, почерк, эстетические идеалы, при этом проявлять предельный такт и не спорить с их вкусами. Все, что двигало этими выдающимися мастерами архитектуры, когда они возводили дворцы, разбивали парки, создавали мебель, следовало принимать безоговорочно. Мучительными были для Авилова перевоплощения - тем более что это значило на языке архитекторов-реставраторов "раствориться, умереть в великом". И хотя Авилов воздвигал здание, порой начиная с фундамента, здание называли по имени первосоздателя и авиловского в нем ничего не должно было быть. В этом состояло высокое искусство реставратора - чистота его помыслов и дел. Не принято было в среде реставраторов говорить о самолюбии, о собственном "я"! Реставраторы присягали в верности предшественникам.

Зная об умении Авилова улавливать особенности эпохи, ее стиля, профессор Митина, известный археолог, давняя приятельница Вадима Сергеевича, пригласила его в хранилище-лабораторию, где обрабатываются предметы, найденные при раскопках сотрудниками Кушанской археолого-этнографической экспедиции, чтобы посоветоваться по поводу очень смелого эскиза древнего дворца-крепости, предложенного новым сотрудником экспедиции Михаилом Лапниковым. Хотя и было принято у археологов подобные проекты помечать: "Опыт реконструкции" - и тем самым как бы смягчать критику достоверности, но Митиной казалось, что Лапников слишком уж вольно обошелся со скудными сведениями об этом дворце-крепости в Южном Приаралье, да и с материалами экспедиции, в которой Лапников сам участвовал. Уцелели фундаменты дворца-крепости, часть стен, но только в одном месте на полную высоту; совсем мало сохранилось на отдельных стенах отделки, украшений. В общем, подлинных свидетельств мало и вряд ли по ним следовало делать "опыт реконструкции"...

Авилов долго рассматривал и план-обмер дворца-крепости, и бесчисленные фотографии обломков древности, и разумно сделанные самим Лапниковым фотографии местности, окружающей дворец-крепость. Авилов сожалел, что сейчас Лапников был в отъезде и с ним нельзя поговорить, выслушать его размышления, узнать пути его поисков, но тем не менее Авилов был склонен поддержать проект Лапникова, воссоздавшего не только внешний вид древнего сооружения, но и несколько его внутренних помещений.

- Мне кажется, что те материалы, - неторопливо размышлял Авилов в беседе с Элеонорой Александровной Митиной, - которыми располагает м... м... уважаемый коллега Лапников, вполне дают основания... увидеть сооружение таким... Многое значит то, что Лапников видел и ощущал место... Ведь древние зодчие умели увязывать сооружение с местностью...

Размышления, аргументы Авилова убедили Элеонору Александровну в плодотворности работы Михаила Лапникова: мнение признанного мастера, архитектора-реставратора и в кругу археологов было весомым. В благодарность за дружескую услугу профессор Митина предложила Авилову посмотреть последние находки кушанцев. На стеллажах стояли сосуды, лежала домашняя утварь, орудия земледелия, оружие - многие предметы были эпохи бронзы, но они Авилова меньше интересовали - слишком уж далеко отстояло то время от его привычных XVI-XVIII веков.

Авилов хотел было уже прощаться, как вдруг увидел в дальнем углу на одном из стеллажей странный предмет, вроде бы какой-то прибор, напоминавший лорнет, но с большими линзами, а может быть, микроскоп. Авилов оглянулся на Митину, как бы спрашивал, можно ли посмотреть. Митина кивнула. Авилов взял странный предмет и увидел не две, как обычно на лорнете, линзы, а три, причем вращающиеся на ручке. Какое-то непонятное чувство вдруг овладело Авиловым.

- Казуаль, - услышал он за спиной голос Элеоноры Александровны.

- Что?.. Простите, не понял? - глухо, сказал Авилов.

- Казуаль, говорю... Так у нас назвали эту вещь. - Почему-то при этом Митина ухмыльнулась.

Авилов бережно, даже с опаской, сам еще не понимая почему, потрогал продолговатые, похожие на телеэкран линзы в железной потемневшей оправе. Он неторопливо вращал линзы по отношению друг к другу, не решаясь через них взглянуть на что-либо. Явно демонстрируя Митиной свое безразличие к линзам, сам еще не понимая почему, он как бы невзначай взглянул через линзы на орнамент, украшавший сосуд, стоявший на стеллаже. Сознание, зрение Авилова словно пронзил электрический разряд, он ощутил в пальцах легкое жжение и резь в глазах, голова чуть закружилась.

Авилов оглянулся, но хозяйки археологических сокровищ рядом уже не было. Митина в конце соседних стеллажей что-то негромко обсуждала со своей сотрудницей. Он хотел сказать Митиной о непонятных ощущениях, но усомнился, что его верно поймут, посмеются: ведь Митина его интерес к этой вещи встретила с улыбкой, да и состояние какой-то неведомой прежде отрешенности, беспокойства мешало Авилову. Он положил линзы на прежнее место, но тут же неведомая сила заставила его вновь схватить казуаль.

Сейчас Авилов видел линзы то в дымке, то чуть увеличенными в размерах они словно дышали, будто были одухотворенными. Авилов с удивлением сознавал, что линзы действуют на него гипнотически. Он подвел линзы к изображению на сосуде, стоящем на полке, и чуть не вскрикнул изображенный на сосуде воин... будто ожил, задвигался!.. Усилием воли Авилов попытался стряхнуть с себя гипнотическое состояние, производимое чудодейственным прибором, отвел в стороны линзы и только сейчас заметил, что свет низко опущенной электрической лампочки наполняет линзы волнами, как бегущие строки телеэкрана.

Такой эффект дает боковой свет и три линзы, их необычная оптическая ось - вот и весь секрет. И ничего необычного здесь нет. Чтобы убедиться в верности предположения, Авилов снова поднял линзы к рисунку - воин опять ожил, преобразился. Авилов чуть сдвинул линзы влево и увидел не только профиль воина, но почти полный анфас. Это было поразительно! Это было как бы заглядыванием за плоскость рисунка! Тяжело дыша, он сдвинул линзы в противоположную сторону, анфас исчез, но теперь воин был виден со спины. Авилов затаил дыхание, боясь спугнуть изображение воина. Теперь он рассматривал его уже с трех сторон, все более удивляясь происходящему и в то же время сознавая, что на сосуде зафиксировано лишь плоскостное изображение, профиль...