Владимир Васильев - Два заповедника

Ближе к полудню, когда проснулись даже самые отчаянные засони и ночные дежурные, прилетел отец со своим младшим братом, дядей ло Тана. Ло Тан не видел, как они снижались. Вроде бы они вернулись без добычи и сразу же направились к полости логвита. Ло Тан некоторое время раздумывал – пойти туда же, повертеться неподалеку, а когда отец с дядей выйдут от логвита, постараться выведать – что за новости они принесли. Раз без добычи и сразу к логвиту – конечно же, новости.

Ло Тан все еще размышлял, не решаясь на во многом детский поступок. Он совсем недавно стал ло-охотником, чуть больше двух лет назад, и теперь всякий раз пытался выглядеть солидно, как подобает взрослому. Но незамутненное юношеское любопытство и не думало покидать его.

Как, скажите на милость, живут на свете все, кому за тридцать? Как они умудряются сдерживать себя, хочется ведь узнать все и обо всем, и не потом когда-нибудь, а сейчас, немедленно!

Молодой охотник сокрушенно вздохнул.

– Эй, Тан! – окликнули его.

Он обернулся на зов. Поодаль стоял десятилетний сын логвита по имени но Синт.

– Чего?

– Ты сказочника не видел? – спросил Синт; вид у него был такой важный, что не оставалось сомнений: отыскать Дасти ему велел кто-то из старших, и вероятнее всего, сам логвит.

– Видел, – вздохнул ло Тан. – Он в моей полости отсыпается. Слушай, тебя кто послал сказочника искать? Отец, да?

Мальчишка кивнул, не без гордости. Поручение лог-вита – это вам не детские игры! Ло Тан еще помнил себя в таких же ситуациях: его, но Тана, кто-нибудь из взрослых отсылает с поручением, и поручение это, естественно, кажется неимоверно важным.

Ло Тан никому и никогда не показывал, насколько еще в нем самом жив мальчишка. Такой же, как но Синт, младший из сыновей логвита.

– А о чем твой отец с моим говорил, ты не слышал?

Синт отрицательно замотал головой:

– Нет, я в роще джаров ловил. Меня потом позвали.

– Ладно, пойдем. Сейчас разбудим сказочника…

Они направились к опушке хвойной зоны; полость ло Тана располагалась ближе к лесу, чем все остальные – поэтому ва Дасти ее и выбрал.

Над входом ло Тан предупредительно кашлянул, но из полости не донеслось ни звука. Тогда он осторожно сдвинул в сторону шкуру, заслоняющую вход.

– Эй, Дасти! Вставай! – сказал ло Тан в полутьму.

В полости завозились и завздыхали. Потом сонный голос осведомился:

– Ты, Тан? Чего стоишь, спускайся, это ж твоя полость…

Ло Тан хмыкнул и соскользнул в свое жилище. Глаза быстро привыкли к полумраку.

Дасти спал в одиночестве, чему ло Тан сначала удивился, но потом сообразил: девчонке валяться до такого позднего часа негоже, и она давно ушла, чмокнув спящего певца в щеку. Ло Тан протяжно вздохнул. И чего на Дасти девчонки так и вешаются? Ну, певец, ну, сказочник…

Наверху, у входа на корточках сидел сын логвита и заглядывал в продолговатое отверстие с остекленевшими от сока агавы краями.

– Ва Дасти! – сообщил он чуть ли не торжественно. – Тебя зовет логвит! Ступай к нему в полость, сейчас же.

Певец зевнул, прикрыв ладонью рот, и с наслаждением потянулся.

– Логвит? – спросил он озадаченно. – А зачем я ему? Петь?

Синт, как был, сидя на корточках пожал плечами, отчего потерял равновесие и чуть не свалился в полость.

– Не знаю… ой!

Потом восстановил равновесие и закончил фразу:

– Велел тебя позвать и передать, чтобы ты не мешкал.

– Ладно. – Ва Дасти приподнялся на руках и выполз из-под шкуры зубра, убитого нынешней весной ло Таном. Шкура была еще недосохшая и потому тяжелая, будто живой скат, опустошивший полетные полости перед спячкой. – Ты со мной, Тан?

– Угу, – буркнул ло Тан. – Надеюсь, логвит не выгонит.

– Ты иди, я догоню, – обратился сказочник к ло Тану.

Ло Тан с невольной завистью мазнул взглядом по паре характерных синяков на шее ва Дасти, тяжело вздохнул и полез наружу.

Ва Дасти догнал его быстрее, чем можно было ожидать: ло Тан не успел пройти и полдороги к полости логвита.

Певец был свеж и весел, невзирая на бесспорный недосып.

– Рожа твоя довольная, – проворчал ло Тан доброжелательно. – Хороша деваха?

– Так я тебе и сказал! – фыркнул певец и легонько ткнул ло Тана кулаком в бок. – Выкладывай, что стряслось-то? Зачем я логвиту, день ведь еще?

– Не знаю. – Ло Тан пожал плечами. – Не думаю, что старшие желают песен послушать.

– Почему не думаешь? – заинтересовался ва Дасти.

– Часа два назад отец с дядей прилетели, – пояснил ло Тан. – Без добычи. И сразу же направились к логвиту. Стало быть…

– Понятно, – перебил ва Дасти. – Что-то заметили. А я прилетел вчера, значит, станут расспрашивать, не заметил ли я по пути чего-нибудь интересного.

– А ты заметил?

– Нет, – вздохнул сказочник немного грустно. – Ты же знаешь, я плохо вижу вдаль.

Ва Дасти действительно иногда казался подслеповатым: он прекрасно видел вблизи, зато плохо вдаль. Ло Тан не понимал – как это, плохо видеть? И как-то принялся расспрашивать ва Дасти об этом. Сказочник пояснял: контуры удаленных предметов расплываются, а сами предметы кажутся размытыми и нерезкими, словно глаза полны слез. Ло Тан не очень понял, но поверил другу на слово: зачем ему врать? Вероятно, именно поэтому дорога в охотники оказалась для Дасти закрытой: из близорукого какой охотник? То Дасти так и не сменил юношеское обращение на «ло», что означает охотника. Зато куда более редкое «ва» приклеилось к нему само, поскольку петь и играть на гитаре Дасти выучился с детства. Никто и не думал спорить – пел Дасти здорово, сказок знал совершенно невообразимое количество; а еще ло Тан подозревал, что некоторые из них ва Дасти придумывает сам.

Вот это было точно выше понимания Тана. Придумать песню – еще ладно, они не такие уж длинные, можно и запомнить. Но придумать сказку? И повторять ее раз за разом слово в слово?

По мнению ло Тана, это было за гранью человеческих возможностей. И тем не менее певцы и сказочники повторяли старые сказки, может, и не слово в слово, но очень складно. Придумывали новые и отпускали на волю – их подхватывали другие сказочники, и выдуманная история начинала почти без изменений кочевать по Листам, от клана к клану, от полости к полости. Но природа ничего не дает даром: щедро наделив ва Дасти талантом певца и цепкой памятью, она пожалела для него зоркости.

Ло Тан не брался судить – что лучше, память или зоркость. Сам он бил из лука клаудов влет и знал, что не всякий взрослый охотник может похвастаться тем же. Но девчонки всякий раз уходят от утреннего костра с певцами, а на ло Тана внимания обращают не больше, чем на какой-нибудь ободранный куст у тропинки…

Перед полостью логвита парни приосанились и напустили на лица серьезности. Ло Тан хотел уже спускаться, но его опередил малыш Синт. Юркнув, словно джар, за шкуру при входе, он громогласно сообщил: