Алексей Ядрышников - Стая

Спустя некоторое непродолжительное время, я огляделся по сторонам и понял, что нахожусь здесь совершенно один, и даже было невозможно определить, в каком именно месте. Этот парк выглядел мне незнакомым и крайне недружелюбным. Однако ждать долго не пришлось, и, по обыкновению, я услышал звук чуть различимых, но легко узнаваемых шагов, немного шаркающих по сухому асфальту, становясь по мере приближения все громче, резче и отчетливее. Наконец, вдалеке, показался весьма знакомый силуэт человека, возраста, довольно уже не молодого, невысокого роста, щуплого на вид, имевшего привычку прихрамывать на одну ногу, ступая, как будто бы подпрыгивая с каждым делавшим им шагом. Он подходил все ближе, и я уже решительно приготовился к его довольно-таки едким замечаниям и не вполне обоснованным претензиям, хотя все это было естественно не серьезно, шутливо и наиграно. Однако неподготовленному человеку пришлось бы довольно не сладко и обидно выслушивать подобное, воспринимать, так сказать, его своеобразный юмор.

Не знаю, уж каким образом данный человек узнавал время и особенно место моего очередного прибытия, да еще и успевал перемещаться именно туда, но всегда по совсем не понятным причинам встречал меня непосредственно он и никто другой. Возможно, здесь скрывалась какая-то тайна, которую тот не хотел мне открывать, по крайней мере, теперь, хотя я у него и спрашивал такое, и не один раз. Он же все время уходил от ответа, ссылаясь на то, что и сам об этом не имеет ни малейшего понятия или просто-напросто отмалчивался, по обыкновению изображая из себя человека, совершенно лишенного всяческого здравого мышления.

Так вот, подошел он ко мне очень близко - почти вплотную и, как обычно, просверливая меня своим оценивающим пренебрежительным взглядом, громко проворчал:

- А, это опять ты? Ездишь и ездишь, все тебе мало. Скоро последние запасы из Города вывезешь, ничего не останется.

- Что Вам, жалко? Сами-то как будто не за этим сюда пожаловали, Виктор Павлович? - попытался оправдаться я, сразу давая отпор такому уж явному давлению своего старого знакомого. Конечно, мы были приятелями, но называть его на "ты", как, к примеру, дядю Колю, просто язык не поворачивался, хотя по возрасту, он выглядел намного моложе его. Разве что, в нем присутствовало больше некоторой солидности, серьезности, да и той нужной значимости, пожалуй, дающее определенное превосходство и авторитет в глазах других людей.

- Мне ничего здесь не нужно, в отличие от тебя, - продолжал он тем временем, одергивая свою серенькую потрепанную ветровку, ухватившись снизу с краев обоими руками и прогибаясь назад всем телом по привычке. - Я езжу сюда лишь затем, чтобы просто прилично пообедать в столовой, так как живу сравнительно недалеко, а не наживаюсь на таких вещах, как ты, снабженец хренов. Совесть надо хоть немного иметь.

Я только лишь нахмурился в ответ на его такие замечания, стараясь, однако не принимать сказанное близко к сердцу. Виктор Павлович же слегка улыбнулся, чуть заметно уголком рта, одновременно хитро прищуриваясь своими маленькими глазками. Казалось, ему было довольно приятно выводить людей из душевного равновесия, тем самым вызывая на некую, должно быть понятную только ему, откровенность.

- Отошел от своего пойла? Или отвара, так вы его называете? Насопетесь того, зальете шары, а потом и рассказываете разные небылицы про Город, - говорил Палыч, осматривая попутно пространство вокруг меня в поисках термоса, но само собой его не увидев, он начал придираться уже к попавшемуся на глаза мешку-рюкзаку, или вернее к тому, что от него осталось.

"До чего же мерзопакостный все-таки этот человек, - думал я, между тем, пропуская его слова мимо ушей. - Нельзя же так. Ладно, я промолчу, но другой давно бы отреагировал на подобное обращение соответствующим образом. Хотя он, несомненно, прав. Что бы я тут делал без таких его четких указаний".

Закончив свои недовольные порицания, Виктор Павлович, наконец, успокоился, немного смягчился, получив видимо желаемое удовлетворение от высказанного.

- Пойдем, уже тогда позавтракаем для начала, тут недалеко кафе есть. Можно покушать довольно сносно. Большой выбор различных блюд и напитков предлагают там. Точно говорю, - он протянул руку вперед, чтобы помочь мне подняться. - По пути рюкзак тебе новый возьмем, а то, как же ты без него будешь? Согласен?

- Конечно, куда уж я денусь, - обреченно вздохнул я, поднимаясь со скамейки на ноги.

Мы двинулись в путь, выйдя из густого зеленого парка на улицу. Ощущения у меня отмечались еще немного нехорошие, кружилась голова, и почему-то сильно болела грудь, но спустя десять минут хорошей прогулки по свежему воздуху все прошло. Я почувствовал себя значительно лучше. Захотелось, действительно, чего ни будь положить в рот - подкрепиться, как следует, по-настоящему и основательно, и первым, и вторым, пускай даже и местным. Уж не знаю, чем нравилась моему знакомому вся такая городская еда, ведь пища, приготовленная в домашних условиях, кажется гораздо вкуснее и питательней столовской, хотя, конечно, не скажу, что это было совсем уж так, и она обнаруживалась очень плохой до отвращения. Нечто особо притягательное в ней определенно присутствовало, но есть ее постоянно, ездить сюда практически каждый день, чтобы просто пообедать, выглядело совсем уж полной нелепостью. Тем более, подобные мероприятия являлись отнюдь не безопасными, хотя конечно, дело каждого, рисковать собственным здоровьем.

Улица же, на которой мы находились, выглядела довольно широкой, наверняка являвшейся крайне значимой для функционирования непосредственно всего Города. Мимо неслись автомобили, но разглядеть тех, кто находился внутри, не представлялось возможным - стекла машин были темными и не пропускали свет. Чуть медленнее ехали автобусы и троллейбусы, как обычно совершенно пустые. Только изредка в них можно было наблюдать кого-нибудь из пассажиров. И уже совсем, мягко сказать не торопясь, тащились трамваи по своим узким путям, лязгая стальными колесами, чуть перестукиваясь ими по ходу движения, переходя с одной шпалы на другую и периодически перезваниваясь при остановках. На боку у некоторых красовалась довольно остроумные надписи: "Мы режем железобетонные плиты, как масло", "Не старье, а раритет", либо совсем уже не понятные: "Горящие путевки на Европу", ну и так далее... Простых же людей, прохожих, или таких же экспедиторов, как и сам я, на улицах встретить никогда не удавалось, ни во время одиночных моих шараханий по Городу, ни в периоды целенаправленных путешествий под руководством всезнающего и мудрого Виктора Павловича. Они словно на время куда-то пропадали совсем, прятались по закоулкам, лишь бы только не попасться на глаза исключительно мне одному. Однако, конечно, все остальные экспедиторы в поселке рассказывали то же самое, уже касательно их самих.