Евгений Белоглазов - Принцип суперпозиции

— Итак, завершайте подготовку и перебирайтесь на ранчо, — обратился он к Агуарто, по-видимому, продолжая ранее состоявшийся разговор. Потом протянул мне руку, давая понять, что аудиенция окончена, и на прощанье добавил: — Запомните, отныне Сьен становится вашим помощником. Прошу быть с ним предельно откровенным и доверять как самому себе. В ближайшие дни я подготовлю контракт. Вы неглупый человек и достойны лучшей жизни. У вас появился шанс. Упустить его — значит потерять всё!

Его слова окончательно определили мою судьбу. В них лишний раз подтвердилась та самая жизненная правда, что рано или поздно открывает нам глаза на суть человеческих отношений, гасит самые возвышенные порывы, ломает высоконравственные принципы, обращая их в обычные средства воздействия на тех, кто оказался ниже… Именно тогда я ощутил, как подхватил меня могучий вихрь, вырвал из тисков сдерживающих норм и обязательств, лишил опоры и помчал в неведомую даль, да так стремительно, что ухнуло пришпоренное сердце, в глазах потемнело от великих, неумолимо надвигающихся перемен…

Завтра мы уезжаем. Багаж собрался небольшой: чемодан вещей, книги, конспекты, фотография Эльзы… Агуарто предупредил, что поездка предстоит особая, поэтому ничего лишнего, в том числе радиоприемники, фотоаппараты и магнитофоны брать нельзя. Ну, что ж! Мне легко выполнить это распоряжение, поскольку ни того, ни другого, ни третьего у меня нет. Не забыть бы внести залог за жилье и закрыть перед отъездом форточку…

11 апреля

Кажется, я начинаю понимать то, о чем должен был догадаться раньше. Безмозглый болван… кретин… тупица!.. Как же я мог допустить такое! Как мог попасть в тенета ловких плутократов, начисто забыв про свои же собственные предостережения!.. Должен признаться — никогда еще я не испытывал такого потрясения, наивно полагая, что инстинкт самосохранения развит во мне достаточно сильно, а способность к углубленному самоанализу позволит найти выход из любого положения. Но в действительности всё оказалось не так. Меня, как последнего колпака, заманили в ловушку, а я даже не попытался оттуда выбраться, не дать себя закабалить. Всё было подстроено заранее. Да как!.. Ненавязчивое знакомство, сладкая патока речей, заманчивые посулы. Разыграно как по нотам. Я мысленно аплодирую им — за мастерство, за артистизм, за тонкое чутье и виртуозную технику игры на струнах человеческой натуры…

Жизнь моя в последнее время стала походить на заточение. Я нахожусь под надзором и не могу без разрешения ступить ни шагу. Везде проверки, ограничения, заслоны… Туда нельзя! Это запрещено! Меня усиленно пытаются направить на стезю чужих устремлений, и мои контрмеры тотчас же деликатно, но решительно нейтрализуются.

Единственная отрада — независимость в работе, хотя я обязан ежедневно предоставлять отчеты бессменно находящемуся при мне Агуарто. Кстати, он единственный, с кем я здесь разговариваю. Остальные (а их четверо) молчат. Они выполняют указания и охраняют ранчо, которое по внешнему виду больше напоминает средневековый замок в миниатюре.

На первых порах всё шло как нельзя лучше. После неизбежной в дороге суматохи и долгой болтанки в небольшом, но удивительно вместительном самолете мы прибыли на место. То, что я увидел, показалось мне райским уголком. Южное солнце, чистое море, утопающие в зелени холмы. И тут же прилепившийся к береговому обрыву дом — массивный, двухэтажный, увитый розами и виноградом…

Первые два дня Агуарто с помощниками разбирался с хозяйством, наводил порядок в комнатах, налаживал быт. Я отсыпался и услаждал себя бездельем. Атмосфера по-особому пикантной, ни с чем не сравнимой экзотики, в сочетании с абсолютным покоем и обильной разнообразной пищей оказались намного эффективней любых лекарственных препаратов. Я преображался, молодел, наливался бодростью и силой. Это было в высшей степени необычно, поскольку разительно отличалось от моего прежнего жизненного уклада.

Ранчо мне понравилось. Оно принадлежало Эрестелли. Заповедные места, отсутствие поблизости жилья и нетронутый ландшафт свидетельствовали о немалой стоимости этой сказочной обители…

Но я, кажется, отвлекся. Итак, следующая неделя ушла на выполнение моей заявки. Агуарто днями летал на самолете. Где он бывал и каким образом доставал необходимые для работы принадлежности, оставалось для меня загадкой. Но тем не менее гора ящиков росла, забот становилось больше, хотя я по-прежнему оставался не у дел. Может, это покажется странным, но своим старанием я только вносил дополнительную сумятицу. По этой причине я не стал вмешиваться и предоставил ему полную свободу действий.

С утра до вечера я валялся на стерильно белом, зернистом как сахар песке, до изнеможения нырял и плавал в прозрачной воде, вдыхал полной грудью просоленный терпкий воздух и никак не мог надышаться.

Сначала я не придал значения тому, что за мной повсюду следовал кто-то из прибывших с Агуарто людей. Наоборот, это даже забавляло. Правда, мои попытки разговорить их заканчивались неудачей. Парни упорно отмалчивались и старались сохранять дистанцию. Я же никак не мог взять в толк — стерегут меня или охраняют? Агуарто от этой темы уходил (он вообще взял за правило не вдаваться в разъяснения) и лишь однажды обмолвился, что им приказано оберегать меня от всякого рода случайностей. Что это за случайности, он объяснять не стал, да я и сам понял, что расспросы ни к чему не приведут. На ранчо как-то сама собой сложилась обстановка секретности, и я уже догадывался, что есть темы, на которых не следует заострять внимание. Нет, я вовсе не хочу сказать, что ко мне плохо относились. Ничего подобного не было. Тут скорей другое. У меня сложилось впечатление, что люди Агуарто сами меня побаиваются и оттого держатся особняком. И потом, здесь каждый занимался своим делом и не интересовался делами других.

Плюнув на всё, я отдыхал и, как спортсмен, готовящийся к старту, потихоньку настраивал себя на предстоящую работу. Какое-то время я был даже благодарен своим телохранителям за их сдержанность. В их присутствии не надо было вести пустых разговоров или придерживаться соответствующих случаю правил. И даже то, что мне запретили выходить за пределы имения или заплывать далеко в море, нисколько не омрачало моего настроения.

Если я хотел, то готовил себе еду сам, и никто мне в этом не препятствовал. Мог также отдать распоряжение любому из охранников, и тот без слов отправлялся на кухню.

Меня поселили на втором этаже, в комнате с кондиционером и видом на море. Была в доме и неплохая библиотека. Теперь я мог читать беллетристику, от которой, по правде говоря, отвык. Мои книги, справочники и руководства частью лежали в комнате, частью в холле на первом этаже, где решено было оборудовать лабораторию. Так посоветовал Агуарто, и я не стал спорить. Мне всё равно, было бы удобно и хватало места.