Журнал «Если» - «Если», 2001 № 7

— Вот, всегда так… — флегматично протянул парень и шлепнулся на диван. — Что вы денег-то жмете, Иван Иваныч? Мы ж их назаработали три Камаза. Хоть вилами грузи.

— Это не моя валюта. Государственная. — Подполковник поднял вверх указательный палец. — А мы будем действовать согласно смете. Все понятно?

— Понятно… Ладно. Придумаем чего-нибудь. Изобретем.

— Значит, так, Градовский! — произнес полковник Трофимов серьезно и торжественно. — За успешное осуществление операции "Стрела" вы представлены к государственной награде. Ты и два твоих оболтуса. Вершинин и этот, как там его… Судаков.

— Какая награда? — оживился Владик. — Деньги?

— Медали.

— Ух ты! — Владик изумленно поскреб в затылке. — Классно! Все тетки в осадок выпадут! А ее как носить? Только на пиджаке или на свитере тоже можно? У меня пиджака нету.

— Никак не носить. Будешь хранить коробочку дома. Не забывай — ты по секретному доступу проходишь. И официально к Внутренним Органам никакого отношения не имеешь.

— Ладно. — Градовский кивнул головой. — Я пойду, Иван Иваныч? Спать хочется.

— Подожди. — Подполковник улыбнулся — добро, по-отечески. — Ты мне напомни, Владик, кто из вас троих был Электронным паханом?

— Я и был.

— А Кумпол?

— Он за всю жизнь к компьютеру ни разу не подошел. Ему вроде как за западло было — он мне так объяснял.

— Не жалко тебе Кумпола? Его ведь из-за тебя грохнули.

— Жалко, — сказал Владик. — Только я тут не причем. Мое дело программы и сеть, а грохать людей — это по вашей части. И бегемотика его жалко. Хороший был бегемотик. Ласковый, хоть и вонючий. Кузей его звали.

— Как там ваша игра для проституток? Продвигается?

— Так себе… — Владик неопределенно помахал в воздухе бледной рукой. — Сделаем, конечно… — Парень снял очки и близоруко уставился на Трофимова. — А может, не будем девочек трогать, а, Иван Иваныч? Пусть себе живут.

— Разговоры отставить, — жестко сказал подполковник. — Идите и работайте, Градовский.

Градовский поплелся к выходу. Трофимов смотрел ему вслед и задумчиво шевелил бровями.

— Жалко им… — бормотал еле слышно. — Бегемотиков жалко, девочек. Этак никогда порядка не наведешь.

Он подошел к окну, откинул штору. Посмотрел вверх. И крякнул от удовольствия.

Прочная, непробиваемая крыша, окрашенная в цвета Внутренних Органов, висела над некогда криминальным городом Волгоколымском.

Мы продолжаем публикацию очерка, посвященного утопическим проектам обустройства России. Тема оказалась насыщенной фактическим материалом, поэтому, вопреки заявлению в предыдущем номере, мы пока не ставим точку.

В 1917 году в России впервые в мировой истории был проведен глобальный эксперимент по воплощению утопических идей в жизнь.

Послереволюционная Россия стала самой фантастической из стран, где удивительным образом переплелись романтика преобразования, действительно фантастические темпы строительства с репрессивной политикой власти, трагическим положением крестьянства. Самые возвышенные мечты и страх шагали рука об руку.

Столь радикальные преобразования в обществе породили потребность в социальном прогнозировании. Даже «овеществленная Утопия» не могла обойтись без своих летописцев будущего. Новая Россия нуждалась в художественном осмыслении перемен, в «рекламной» демонстрации конечной цели. И фантастика оказалась здесь как нельзя более кстати. Ведь только ей было под силу воплотить в наглядных картинах коммунистический идеал. Большинство произведений той поры было проникнуто ощущением реальности мировой революции с последующим наступлением всепланетного коммунистического рая. Журналы и книжные прилавки пестрели рассказами и повестями о последней битве мирового пролетариата с «гидрой капитализма»: «Всем! Всем! Всем! В западных и южных штатах Америки пролетариат сбросил капиталистическое ярмо. Тихоокеанская эскадра, после короткой борьбы… перешла на сторону революции. Капитализм корчится в последних судорогах, проливая моря крови нью-йоркских рабочих» (Я.Окунев. «Завтрашний день»). Молодая советская фантастика была охвачена всеобщим энтузиазмом и искренней верой в лучшее будущее, которое ожидает новую Россию, а вместе с ней и весь мир.

Это время поэт Николай Тихонов метко окрестил Перекрестком Утопий. И в самом деле, не было в истории российской словесности более утопического периода, чем первое послереволюционное десятилетие. «Философия, наука и искусство призваны к строению социализма, то есть к единственному и неизбежному пути в будущее, туда, где на каком-то отрезке времени машина заменит человека, где человек, освобожденный от физического труда, от забот о хлебе, тепле и всей обыденности, сможет наконец наверстать все счастье жизни…» (А.Н.Толстой).

А.В.Луначарский ставил конкретные задачи уже перед фантастами: «Хороший советский научно-фантастический роман есть в самом лучшем смысле слова роман утопический… Нам нужен, так сказать, плановый роман. Нам до зарезу нужно изображение того, как будет через десять лет жить человек в тех самых социалистических городах, которые мы построим». И фантасты изо всех сил старались угадать черты того будущего, которое строили их современники.

Обзор советских утопий логично начать с произведения, которое, с одной стороны, напрямую поддерживает заявленную в первой части тему, а с другой — является самой значительной утопией советской довоенной НФ. Речь пойдет о повести А.В.Чаянова «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии», изданной в 1920 году в Госиздате.

Александр Васильевич Чаянов (1888–1937) — человек сложной судьбы. Энциклопедически образованный, всемирно известный ученый-экономист, талантливый историк-москвовед, блестящий писатель, в 1920-е годы создавший целую серию блистательных романтико-фантастических повестей. В 1931 году он был оклеветан, арестован, а в 1937 году по обвинению во вредительстве и принадлежности к несуществующей «трудовой крестьянской партии» расстрелян. Лишь после шестидесятилетнего забвения его произведения и научные труды обрели новое рождение.

Прежде всего, необходимо заметить, что повесть «Путешествие…» первая в России детально прорисованная утопия развития, то есть будущее здесь рассматривается в исторической перспективе. А.В.Чаянов экстраполирует один из возможных и, по его мнению, перспективных вариантов политической эволюции Советской России.