Н Никандров - Проклятые зажигалки !

Одни с громом захлопывали перед ним дверь, другие, принимая его за нищего, выносили ему кусочек хлеба, третьи думали, что чудак просит закурить.

- На, - выносили они ему зажигалку и ждали.

Афанасий совал зажигалку в карман и делал попытку скрыться.

- Воры! - кричал он, когда у него отнимали чужую зажигалку. - Воры! кричал он и на народ, обыкновенно сбегающийся на такие скандалы в очень большом числе. - Кто такого, как я, обидит, тот пропадет!

Народ, видевший в Афанасии человека необыкновенного, принимал его последние слова за прорицание. И в карманы сумасшедшего со всех сторон совали мелкие деньги, булки, кусочки сахару, яблоки... Старухи при этом крестились.

На Афанасия нередко приходили с жалобами, что поймали его, когда он отвинчивал у парадных дверей медную ручку; однажды его привели домой окровавленного, избитого и рассказали, что среди ночи застали его на балконе за подпиливанием медных перил. Домашних он не слушался, и они все чаще в обращении с ним прибегали к побоям. Он много ел, обрюзг, опух, оброс, был очень тяжел, и чтобы сдвинуть его с места, иногда возле него стояли и били его кулаками в спину, как в стену, и Марья и Груня.

- Ишь, проклятый. Не хочет итти.

Они немного отдыхали, потом принимались снова его бить. Часто призывали себе на помощь и Данилу. Данила тоже бил. А у Афанасия, когда его били, было такое выражение, как будто он и сознавал, что напроказил, но помочь горю при всем своем желании никак не мог, а только стоял, жался и по-детски испуганно моргал глазами на каждый занесенный над ним кулак.

И вот, после долгих мучений с ним, после крушения надежд на полное его выздоровление, после длительных споров членов семьи между собой, жена и дети решили с помощью завкома отправить его в соседний город в дом умалишенных.

XV.

В день посадки больного в поезд в его доме, кроме своих, собрались прежние два врача, Филипп и двое рабочих-металлистов, старых товарищей Афанасия по заводу, вызвавшихся провожать его до места.

Афанасия перед дальней дорогой подстригли, вымыли, приодели. С ним перед разлукой и обращаться стали ласковей и кормили его лучше, сытее. И он, казалось, учуял, что его собираются упрятать в какое-то нехорошее место. Он забрался в угол мастерской, огородился мебелью и уперся.

- Что уже сговорились, сволочи? - спрашивал он у собравшихся из своего угла, из-за баррикады. - Сговаривайтесь, сговаривайтесь!..

- Афоня, - с обычной бойкостью вертелся возле него и весело болтал Филипп с самым невинным видом. - Афоня! Об чем же мы сговорились? Нам не о чем сговариваться. Ты ведь все слышишь, о чем мы говорим. Мы ничего такого тебе не желаем, ты не сомневайся, мы все свойские. А что касается поездки, то тут ничего такого нету. Я тоже еду. Поедем вместе. И вот люди поедут, двое наших старых товарищей, тоже заводские. Погостим там немного, отдохнем от работы, хорошо покушаем и обратно домой. Едем? А там хорошо! Вино, закуски, все на свете! Ну, подымайся, идем...

Афанасий не давался. Брать его силой не решались, боялись шумом привлечь внимание соседей, улицы. Доктор посоветовал на некоторое время совершенно оставить его в покое, дать ему забыться и выйти из засады.

И среди собравшихся мало-по-малу завязалась беседа. Беседа еще более оживилась, когда, после вечернего гудка, в мастерскую пришли, проводить Афанасия, еще человек десять рабочих-металлистов. Это были большею частью люди пожилые, однолетки больного, степенные, и было чрезвычайно трогательно видеть, как они, провожая своего старого друга, быть может, в последний путь, умыли свои синевато-прометалличенные лица, руки, надели чистенькие сорочки, праздничные платья.

Старики-металлисты были очень рады встретить друг друга не на заводе, а в обстановке частной жизни. Они тотчас же разбились на отдельные кружки и оживленно заговорили. Говорили о зажигалках.

- ...Такой штамп изобресть безусловно можно, - слышались убежденные слова старика в одной группе.

- ...Штамп, - донеслось это же слово из другой.

- Штамп... штамп... - повторялось это слово по всем углам квартиры.

Вопросом вскоре заинтересовались оба доктора. Это вдохновило речистого Филиппа на самые пространные объяснения.

- Это ведь тоже, как говорится, своего рода, неизвестно что! - перекатывался в комнате его бойкий голосок, когда он, отвечая на вопросы докторов, старался говорить с ними по-ученому. - Зажигалка! Каждый ее имеет, каждый ее носит в кармане, но не каждый имеет об ней правильное понятие! Многие, даже очень многие, в особенности люди сильно ученые, вот хотя бы взять вас, докторов, думают, что зажигалки, это изобретение науки, развитие промышленности, техника, оптика, диабет, нумизматика! А если на этот вопрос взглянуть, как следует, серьезно, практически, то окажется, что никакой заслуги перед наукой тут нет. Наоборот! Зажигалки - это просто всеобщее помешательство рабочих-металлистов, болезнь, эпидемия, бороться с которой не в силах оказалось даже государство!

- Правильно! - с добродушным смешком загудели изо всех углов металлисты. - Так оно и есть!

- Дураки! - обратился к присутствующим Филипп. - Зажигалками хотят побить спички! Разве это мыслимо? Разве в здравом уме на зажигалку можно смотреть, как на серьезную вещь? Это скорей забава для детей: вот нет ничего, а вот огонь, и без спички! Для детей это своего рода китайский фокус, игрушка, рождественский подарок с елки. Но мы же все-таки не дети! "Самостоятельность", "самостоятельность"! Они помешались на "самостоятельности"! Хотят стать выше людей, отбиться от кучи, от всеобщего стада, - какие умники! Но только нет, не отобьются!

- Дядя Филипп, - раздался обиженный голос одного металлиста: - а разве вы не делаете зажигалки?

- Как же! - вскричал Филипп и подпрыгнул, и завертелся, стоя на месте и жестикулируя. - Делаю, очень делаю! Я не скрываю! И если бы люди узнали, какие я все время терплю на зажигалках убытки, как я на зажигалках раздеваю невинное семейство, меня давно бы связали и тоже отправили в сумасшедший дом! Вы думаете, один Афанасий на зажигалках сошел с ума? Все! Я первый! У меня у первого вот уже два года нет сну! А вот в этой комнате перед нами сидят, по крайней мере, десять старых, можно сказать, заслуженных мастеровых, посмотрите на них, послушайте, о чем они говорят, разве это не сумасшедшие?!

В комнате раздался взрыв общего смеха, особенно хорошо смеялись оба доктора. Один из них, специалист-психиатр, ловил каждое слово Филиппа с таким острым вниманием, с такой лихорадочной жадностью, точно случайно вдруг увидел перед собой всемирно известного великого ученого, о котором раньше только слыхал.

- Подумайте сами! - указал рукой Филипп на заслуженных металлистов. Проработали на заводе, как люди, по тридцати лет, нажили кое-какое, хотя и небольшое, состояние, считались рабочими первой руки, получали по первой категории, а потом взяли и сошли с ума: начали днями и ночами ковыряться в квартире с зажигалками, разорять дом, изводить жен, уродовать детей, и все ждут какого-то сумасшедшего случая, когда зажигалки их враз подымут! Хотел бы я увидеть хотя одного металлиста, который бы продавал зажигалки не в убыток себе! И это, несмотря, что медь у всех краденая! Вы, доктора, и прочие люди науки, когда видите перед собой очень красивую фигурную зажигалку, наверно думаете: вот какие хорошие заграничные фабрики зажигалок пооткрывались! Ничего подобного! Никаких фабрик зажигалок нигде не пооткрывано! Этот товар работается вручную! Если бы вы хотя раз посмотрели, каким путем из куска меди получается зажигалка, вы бы решили, что зажигалки делают сумасшедшие мученики, и если бы вы не были очень сильно ученые и если бы у вас не была потерянная совесть, вы бы первые вышли на площадь и разбили свою зажигалку о мостовую с тем, чтобы больше никогда ее в руки не брать! Вы думаете, это медь? Это не медь, не металл, это наши слезы, это крик души рабочего-металлиста!