Константин Фарниев - Забытое племя

Колонна остановилась перед решеткой, перекрывавшей выход из тоннеля в жилую зону. Через несколько секунд решетка поднялась, и биоры двинулись дальше.

Колонна остановилась. Теперь она находилась во внутреннем дворе зоны, откуда биоры по узким проходам между капсулами растекались по своим секторам. Их было по шесть в каждой зоне.

Биор, у которого Нареш спрашивал про Феста, Лита и Риверу, поспешно отошел. Он сидел на конвейере рядом с арестованными и поэтому боялся провокации.

Нареш усмехнулся про себя. Он-то знал, что этот биор вестник, зато тот не мог и предполагать в Нареше руководителя организации вестников всей зоны.

Цепочка биоров довольно быстро продвигалась по узкому проходу к середине сектора, откуда они уже расходились по своим капсулам.

Располагаясь по периметру сектора — он имел форму квадрата — капсулы занимали почти всю его площадь. Только в самом центре сектора оставался пятачок свободного пространства, где возвышался двухметровый штатив с блоком компьютера пространственного контроля.

Отсюда хорошо были видны ровные ряды капсул, почти наполовину уходивших в гранитную поверхность сектора. Если бы Нареш видел когда-нибудь яйцо, то мог бы сравнить капсулы с большими пластиковыми яйцами, поставленными впритык друг к другу на сильно срезанные тупые концы. Каждая капсула имела свой номер. В них не было ни окон, ни дверей, ни каких-либо других деталей, присущих внешнему виду человеческого жилья.

Нареш подошел к своей капсуле. Через несколько секунд прямо перед ним в стене бесшумно образовалась довольно широкая щель. Это сработал запорный механизм, выполнив команду компьютера пространственного контроля. Компьютеры стояли во всех жилых зонах биоров. Они хорошо знали своих биоров, номера их капсул.

Как только Нареш оказался внутри капсулы, стена сдвинулась, и щель исчезла. Все, до утра никто не выйдет отсюда. Нареш по ступенькам спустился вниз, и теперь верхняя ступенька была ему по плечо.

Анже сразу подошла к мужу. Она тоже работала на пищевом комбинате, но их цех приходил в жилую зону раньше. Нареш обнял жену за плечи. Взгляд его привычно прошелся по голым стенам, полусферическому потолку, затем опустился на устланный жестким кавролином пол.

Внутри капсулы тоже ничем не походили на жилище человека. Не было ни украшений, ни мебели, ни домашней утвари, ни хозяйственных приборов — только два грубых суконных одеяла и две подушки, аккуратно уложенные у стены, неглубокая ниша в стене закрывалась небольшой дверцей, оттуда шел специфический запах хлорки.

Нареш, все еще обнимая жену за плечи, прошел вместе с ней на середину капсулы и опустился на пол. Она села напротив мужа. Он нежно провел ладонью по ее смуглому лицу. Пышные черные волосы, уже тронутые сединой, крупный рот, тонкие брови и огромные черные глаза, наполненные до краев любовью к мужу, — все в ней было красиво.

— Тебе надо переодеться, — нарушила молчание Анже.

Нареш снял рабочий комбинезон и накинул на плечи домашнее одеяние — халат без пуговиц с поясом.

В стене капсулы раздался тихий шорох, в ней образовалось небольшое квадратное отверстие, из которого, будто вышвырнутые небрежной рукой, на середину капсулы вылетели плоский пакет с пищевыми брикетами и две пластмассовые фляжки с сиропом. Ужин на двоих. Пища в капсулы биорам подавалась по транспортеру.

Анже разложила на полу брикеты: по два себе и мужу. Совсем недавно они жили втроем с сыном Готи, но тому исполнилось шесть лет, и агенты забрали его в детскую зону. Так поступали со всеми детьми биоров. У нее вдруг закружилась голова. Она привалилась спиной к стене и зажмурила глаза, по лицу побежали слезы.

— Успокойся, успокойся, — дрожащим голосом проговорил Нареш. — Надо терпеть.

— Я скоро умру! — со стоном воскликнула Анже. — У меня все время кружится голова! Я не могу работать! Если кто-нибудь из агентов или инженеров заметит это, я не вернусь к тебе.

Он поцеловал ее в губы. Слезы Анже были горьки.

— Не плачь, Анже, скоро все изменится.

Он знал, что его утешения мало помогают. Но что он мог поделать?

Анже тщательно вытерла подолом платья свое лицо, слабо улыбнулась.

— Не обижайся. Я очень боюсь раньше времени уйти от вас. Бедный Готи, как ему тяжело сейчас! — со стоном сказала она.

Нареш молча кивнул и принялся жевать брикет. Солоноватая клейкая масса сразу расползлась по всему рту, мешая нормально дышать и даже думать. Хотелось одного: как можно скорее протолкнуть ее в желудок, чтобы избавиться на время от изматывающего душу и тело чувства голода, которое почти никогда не оставляло биоров.

Анже и Нареш, если бы кто-то увидел их сейчас со стороны, представляли собой два жующих рта и две пары бессмысленно устремленных в пространство глаз.

Нареш сделал из фляги крупный глоток сиропа и поперхнулся. Анже несколько раз ударила его кулачком по спине. Удары были так слабы, что Нареш почти не чувствовал их. Откашлявшись, обессиленный, он прилег. Анже собрала обертки от брикетов, фляги, сложила все у стены. Потом села рядом с мужем, положила его голову к себе на колени. Длинными худыми пальцами стала перебирать волосы Нареша.

— Ты быстро седеешь, — проговорила она.

Нареш, выражая безразличие, шевельнул плечами.

— Попроси инженера, чтобы он дал тебе другую работу. — Пальцы Анже замерли, как бы тоже ожидая ответа. — У тебя тяжелая работа в цехе.

— Как будто ты не знаешь, что нам запрещено обращаться к инженерам, а с просьбами особенно. Если я сделаю то, что ты предлагаешь, меня накажут. Кто-то должен делать и эту работу.

Нареш сел, скрестив ноги под собой. Лицо его стало совсем печальным. Раньше в эти минуты сын сразу бросался к нему. Отец нарочно опрокидывался на спину и щекотал мальчика. Восторженный визг ребенка вызывал на лице матери мягкую улыбку. Потом мальчик садился на спину отца и с победным видом смотрел на мать: смотри, я все-таки победил большого и сильного отца.

Слезы опять навернулись на глаза Анже. Вряд ли теперь суждено ей когда-либо увидеть своего сына. Нареш заметил слезы жены.

— Надо держаться, Анже, — бодро сказал он. — Может, на этот раз мы добьемся своего.

— Ничего мы не добьемся, — махнула рукой женщина.

— Рано или поздно, но наши надежды сбудутся.

— Хорошо бы, — печально вздохнула Анже. — Только я не доживу до этого.

Нареш промолчал. Он еще немного посидел, а потом лег, не раздеваясь, тут же на полу. Вскоре Анже уснула.

Слабое гудение воздуха в вентиляционной системе под полом не нарушало тишины. Привычных шумов промышленного пояса не замечали.

Острое чувство тревоги гнало от Нареша сон. Сейчас он признавался себе, что страшится завтрашнего утра. Тот, кто донес на Феста, Лита и Риверу, не мог не знать, что они вестники, а он, Нареш, ходил в колонне всегда рядом с ними. Правда, не только он, но… Что делать, как сообщить своим, что он стал опасным для них?