Джанет Каган - «Если», 2001 № 01

Вход никто не охранял, и я, показав объективу опознавателя сетчатку своего глаза, беспрепятственно вошел в прохладный холл, выполненный в помпезном колониальном стиле — беломраморные колонны, балюстрады, ажурные арки и наборный паркет под ногами. Не хватает только скрещенных сабель на стенах и портретов усопших предков, в данном случае — полномочных представителей. Впрочем, не исключаю, что все это может где-нибудь находиться, в каком-нибудь парадном зале, который здесь называется рыцарским или, скажем, триумфальным.

Мне неоднократно приходилось бывать на планетах Конфедерации Сорка. Не могу сказать, что там приятно. Имперская помпезность, эдакая великодержавная монолитность, насквозь пронизанная государственной идеологией, за которой легко угадывается если и не презрение к окружающим, то по меньшей мере исключительность, почти святость. А к таким вещам я отношусь с большим подозрением хотя бы по той простой причине, что никто из живых, если он в своем уме, не может считать себя святым, потому что прижизненное предназначение человека — грешить. И пусть я в силу своей профессии и, хочется верить, некоторых личных качеств и воззрений занимаюсь борьбой именно с человеческими грехами, но прекрасно. понимаю, что все мы можем только пытаться держать эти грехи в неких рамках, пределах, которые делают их безопасными для окружающих, но не способны искоренить вовсе. И кому, как не мне, знать, что человек никогда не был святым — да, наверное, и не будет. В Конфедерации, как мне представляется, полагают иначе. И тут у меня с ними противоречие.

Я огляделся. Ни одной живой души. Неужели машина не соврала? Обидно. Но я решил пока не сдаваться и рванул к широкой парадной лестнице, ведущей наверх. Я поднялся ровно на две ступени, когда понял, что передо мною «вата». Не продукт из хлопка, а энергетическая субстанция, выполняющая охранные функции. То есть некое поле, через которое нельзя пройти, но, в отличие от иных силовых экранов жестких форм, имеющее разнесенные в пространстве характеристики. Короче говоря: сначала мягко, потом упруго, а дальше — стена.

Дальше я пройти не мог. Оставалось повернуться и с позором капитулировать. Но принц Тим Пятый не мог себе этого позволить.

— Есть кто-нибудь в этой богадельне?!

— Что вы кричите, молодой человек? — спросил меня тихий голос. Мне уже сорок, и я не люблю, когда меня называют молодым человеком. Особенно если подкрадываются сзади.

Я обернулся и увидел перед собой эдакого пузанчика в очках. Круглый пивной животик обтягивала кружевная рубашка, невероятную белизну которой подчеркивал темный галстук.

— Вы кто? — сварливо поинтересовался я.

— Я здесь работаю, — ответил он подчеркнуто вежливо. — Кстати, здравствуйте. А вот кто вы?

— Принц Тим Пятый… — начал было я, но спохватился. — Я хочу встретиться с кем-то из сотрудников представительства.

— Считайте, что уже встретились. По какому вопросу?

Черт! Откуда он такой спокойный появился? Я совершенно не слышал его шагов. Невольно я посмотрел на его ботинки. Ничего особенного, ботинки как ботинки. Кожаные и блестят.

— Дело в том, что я сегодня узнал о смерти Темера Уинстона. Генерала Уинстона, вашего представителя.

— И что из этого следует? — мирно поинтересовался он.

— Что следует?.. Я хочу знать, почему он умер! Когда будут похороны? В конце концов, я просто хочу с ним попрощаться! Этого мало? — напирал я на клерка.

— К сожалению, должен вам сообщить, что похороны уже состоялись. Вчера.

— Его отправили на родину?

— Нет. Его тело предано земле Парфии.

Я, наверное, здорово отстал от жизни. Уинстон погребен здесь? По существующим традициям и, кажется, по протоколу чиновника такого ранга должны хоронить на родине. Исключение можно допустить лишь в двух случаях: личное заявление или серьезная ошибка на грани скандала.

Будь я журналистом, вцепился бы в это дело мертвой хваткой.

— Спасибо, — пробормотал я, решая про себя, не пора ли действительно вцепиться. — Отчего он умер?

— Вы были знакомы? — спросил пузанчик, заглядывая мне в глаза.

— Я его знал, — произнес я полуправду. Я-то его знал, но генерал вряд ли обо мне слышал. Ну да простится мне эта ложь, не первая и не последняя в моей жизни.

Не знаю, что там увидел в моих глазах собеседник, но кивнул и жестом пригласил меня в неприметную дверь за колоннами.

За резными деревянными створками оказалась кабина лифта. Пузанчик нажал на кнопку, и мы рванули вверх. Потом был длинный пустой коридор с дверями через равные промежутки — одну из них он открыл старомодным металлическим ключом. Мы оказались в мрачноватом кабинете, заставленном почти антикварной мебелью. Деревянные шкафы, массивный стол (кажется, дубовый), стулья с прямыми спинками и разлапистые кожаные кресла, оказавшиеся, впрочем, довольно удобными.

— Хотите виски? — спросил пузанчик.

— Давайте, если хорошее.

— В этом можете не сомневаться.

— Я, правда, за рулем…

— Ничего. Дорожная полиция здесь либеральная. К тому же на вашей машине, как я успел заметить, губернаторские номера. Так что можете ехать хоть на одном колесе и даже боком.

— Попробую… С кем имею честь?..

— Я секретарь представительства. Кажется, именно меня вы хотели видеть, когда разговаривали с автосекретарем?

— Мне все равно, лишь бы получить ответы на свои вопросы.

— Вот ваше виски. Так вы, говорите, принц?

— Какое это имеет значение?

— Никакого. Кроме того, я не припоминаю среди знакомых генерала принца.

— А вы знали всех?

— Наверняка нет. — Он подошел к окну со стаканом в руке. — Красивый город. Жаль будет расставаться.

— Собираетесь уезжать? — поинтересовался я, пробуя виски. Отличная марка.

Он не ответил.

— Вы мне так и не сообщили, отчего умер Темер.

— Скоротечная болезнь. Скажите… Не сочтите меня назойливым или, хуже того, бестактным. Но мне интересно, чем занимаются монаршие особы в обыденной жизни. Работаете? Или приятно проводите время?

— То есть прожигаю жизнь? Как правило — нет. Но с сегодняшнего дня хотел на некоторое время кое-что изменить.

— Да, сама атмосфера Парфии этому способствует. Вообще-то вы меня удивили. Короли и принцы в наше время большая редкость. Их стремятся истребить во время всяких переворотов, революций и прочих потрясений.

— Ну, у нас с этим сложно. Небольшое население, и живем мы с подданными довольно дружно. Можно сказать, одной семьей.

— Правда? Отрадно слышать. В наше время мало кто может этим похвастаться. А кстати, откуда пошла ваша фамилия? Я имею в виду ее монархический период.

— Это довольно забавная история. Мой пра-пра-… в общем, точно не помню сколько там этих «пра» должно быть, но мой предок лет сто пятьдесят тому* назад открыл планету. По существующим тогда правилам, он мог объявить ее частной собственностью только в том случае, если на тот момент не выполнял служебного задания, не состоял на государственной службе и так далее. Он же и выполнял, и состоял. Но иметь в собственности планету ему очень хотелось. И он объявил бунт на корабле.