Павел Вежинов - «Если», 2001 № 08

Борис Стругацкий:

«ГЕРМАН — И НИКТО ДРУГОЙ»

А теперь предоставим слово писателю. Борис Натанович Стругацкий любезно согласился ответить на наши вопросы.

— Вы тоже считаете, что «Трудно, быть богом» — это милая сказка, а «постулаты Будаха» — наивны?

— Нет, конечно. «Трудно быть богом» это, скорее, притча, и как всякая притча допускает разные толкования. Для меня это — трагедия человека, который хотел переменить естественный (то есть кровавый и жестокий) ход истории и вроде бы даже имел возможность сделать это (такая могучая цивилизация стояла за его спиной), но не сделал ничего, сломался и, по сути, предал те идеалы и принципы, во имя которых жил и работал — человечность, терпимость, милосердие. «Не станет дерево расти быстрее, если тянуть его за ветки вверх». «Эволюция уничтожает причины, ее породившие». «Божьи мельницы мелят медленно»… Недаром боги-олимпийцы, которые так охотно вмешивались в судьбы отдельных людей, никогда, насколько я знаю, даже не пытались изменять судьбы целых народов.

— Чем объяснить желание режиссеров, к фантастике, в общем-то, не тяготеющих, взяться за культовые произведения жанра — это жажда «пристроиться» к славе автора, попытка выйти за пределы круга своих интересов или что-то иное?

— А не спросить ли вам об этом самих режиссеров?.. Мне же ясно только одно: к фантастике тяготеют только те режиссеры (из «серьезных», «настоящих», «мастеров»), которые склонны к философскому осмыслению действительности — им тесно в жанре «бытового» кино, они хотят создавать действительность аллегорическую, символическую, гиперреальную, если угодно. По сути дела, это те же творческие стимулы, которые побуждали Гоголя писать «Нос», а Булгакова — «Мастера и Маргариту».

— Вы неоднократно утверждали, что почти все произведения Стругацких кинематографичны. Чем же тогда объяснить повышенный интерес режиссеров именно к «Трудно быть богом»? Неужели средневековым антуражем и обилием «экшн»? Но ведь Герман — не Фляйшман, его в стремлении к внешним эффектам подозревать нелепо…

— «Трудно быть богом» был задуман и исполнен как роман «многоцелевой», рассчитанный на самого широкого читателя. И студент, и академик, и школяр, и инженер — любой читающий человек мог получить там что-то свое: приключения тела, приключения духа, не совсем тривиальные рассуждения об истории и прогрессе, антитоталитарный заряд, в конце концов… А режиссеры ведь тоже — читатели, и тоже разные. Фляйшман нашел в романе свое, Герман — свое.

— И все же, не кажется ли Вам, что книги Стругацких, в силу особой своей специфичности — магия достоверности, выстроенный мир, психологизм, социальность и т. п. — принципиально не переводятся в иную знаковую систему, а видеоряд просто профанирует высокий эмоциональный накал произведений?

— Не знаю. Опыт показывает, что сделать по произведениям АБС адекватную (и притом — хорошую) экранизацию чрезвычайно трудно. Во всяком случае, я не знаю режиссера, которому бы это удалось. Но зато некоторые из этих произведений способны вдохновить киномастера на создание чего-то значительного «по мотивам». «Сталкер», «Дни затмения» — разве этого мало?

— Чего бы Вам больше хотелось — успеха фильма Германа у массового зрителя или же «культового» статуса картины у публики с повышенным IQ? Если конкретнее и грубее: что для такого фильма лучше — «Оскар» или Канны?

— Опять же не знаю. Более всего мне хотелось бы, чтобы Герман снял фильм, который нравился бы ему самому. Надеюсь, так оно и случится.

— Если фильм категорически не понравится Вам, снимете ли Вы свою фамилию из титров, как часто поступают писатели в таких случаях? И вообще, как Вы поступите в этой ситуации?

— Совершенно не могу себе представить такой ситуации. Герман — замечательный режиссер и при этом (что немаловажно) — «мой». И кроме того, я точно знаю: если есть в мире режиссер, способный снять по «Трудно быть богом» настоящее кино, то это — Герман, и никто другой.

Флаер, которым управляла Каролина дела Манта, легко скользил вдоль подножия горной гряды под серыми бесформенными облаками. Из рубки флаера перед Каролиной открывался пустынный и голый пейзаж. Вдоль невысоких отрогов гор тянулись древние каменные стены. Они были настолько бессмысленны здесь, словно пару тысячелетий назад просто вот так вереницей свалились с неба.

Эти развалины никоим образом не напоминали руины города.

Лина была настолько разочарована, что чуть было не выпустила из рук рычаги управления флаером, отчего тот едва не задел искрошенный зубец стены, вьющейся по холму. Она резко дернула рычаг вверх — флаер нехотя поднялся выше, преодолев препятствие. Лина всего несколько часов назад взяла этот флаер на прокат на торговом посту. Модель была устаревшей, хотя еще использовалась кое-где. Такая машина прекрасно подходила для целей, которые преследовала Лина. Но начало поисков было совсем иным, нежели она предполагала.

Девушка открыла свой ноутбук и начала диктовать:

Предварительный осмотр развалин с воздуха не позволяет сделать какие-либо окончательные выводы. Свидетельства того, что на этом месте некогда располагался крупный промышленный комплекс и космопорт, отсутствуют. Несмотря на то, что легенда о Заоблачном граде занимает центральное место в мифологии коренных жителей планеты Эмдэ, строительство их предками города на этой территории в Колониальную эпоху не является очевидным фактом.

Естественно, возможность того, что легенда не имеет под собой никакой реальной исторической основы, существовала. В анналах археоистории хватает тупиков. Но Лина поклялась самой себе, что Эмдэ не станет одним из них.

Холодный воздух забирался внутрь теплого комбинезона Лины. Подогрев кабины во флаере отсутствовал, а на Эмдэ сейчас стояла ранняя весна — было теплее, чем местной зимой, но по сравнению с другими мирами намного холоднее. Она направила флаер вдоль отрога невысокой гряды. Внизу все так же тянулись стены. Предназначение множественных построек оставалось неясным. Конечно, они могли бы быть террасами для земледелия, но их, видимо, давно забросили. Туземцы живут, в основном, вокруг большого озера, где они ловят рыбу, а по берегам собирают растения. Озеро Эмдэ, цвета стали с отливом в синеву, виднелось вдали.