Андрей Николаев - Русский экзорцист (Отчитывающий)

Волохов наклонился, выливая воду из легких и желудка.

- Тепло сегодня для начала лета, не правда ли? - дружелюбно сказал он. - Вы не против, если я здесь обсушусь?

Девица пошлепала губами.

- Нет, - наконец сказала она хриплым голосом, откашлялась и повторила: - Нет, пожалуйста.

- Благодарю, - сказал Волохов.

Он расстелил на траве куртку, снял, отжал и повесил на кусты рубашку и, присев, стал стаскивать джинсы. Девица, умащиваясь на покрывале, искоса поглядывала на него.

- Водолаз, что ли, - наконец спросила она.

- Почему водолаз. Просто поплавать люблю.

- Ха-ха-ха, - отделяя каждый смешок, сказала девица, - поплавать! Да вы минут десять под водой сидели! Я хотела на помощь звать.

- Ну уж, так уж и десять, - заскромничал Волохов. - От силы минут семь.

- Тоже неплохо. Эй, - вдруг вспомнила она, - а вас не шокирует, что я без лифчика?

- Нет, - сказал Волохов, с удовольствием разглядывая девушку. - У вас красивая грудь. К тому же, если это не шокирует вас, то почему должно шокировать меня?

- Логично, - одобрила девица, - а то ходят тут всякие. Вроде загорают, а сами так и зыркают. Я смотрю, ты продвинутый чел.

- А ты под тина косишь?

- Нет, просто нравится, как они говорят. Нравится их непосредственность. Эх, где мои шестнадцать лет?

- Я думаю, ушли в небытие лет пять назад, - сказал Волохов, прикинув возраст девушки.

- Почти угадал. Уже три года как ... - вздохнув о безвозвратно ушедшей юности, девушка, наконец, улеглась на живот, подложила кулачки под подбородок и уставилась на него. - Ну, ты тоже не ветеран труда.

- Это смотря как считать, - пробормотал он, растянувшись на траве лицом к ней и тоже положив голову на руки.

А действительно, сколько же мне лет? Нет, не так. Сколько мне было, когда я стал таким? Охо-хо... пожалуй, не вспомнить. Да и зачем? А вот девчонка нравилась ему все больше и больше. У нее были русые волосы, зеленые глаза и чуть курносый носик, который она забавно морщила, задумываясь или вспоминая что-то. Теперь, когда неловкость первых минут прошла, она тараторила без умолку. Волохов был благодарным слушателем, а потому скоро узнал, что зовут девчонку Света, а работает она в пиццерии на Соколе, а квартиру она снимает, и скоро отпуск, а щедрых папиков, пригласивших бы ее на Канары, пока не наблюдается. Волохов, конечно, парень ничего и ныряет здорово, но молодой, а значит лавэ в минусе и кроме себя, любимого, предложить ничего не может. Вот прошлой осенью она была на Кипре. Все хорошо, но этот жлоб...

Волохов перевернулся на спину, раскинул руки и стал глядеть в небо под журчание Светкиного голоса. В небе летели облака, стрижи и зеленое тарахтящее чудище. Сейчас оно будет бросать людей, а люди будут получать от этого удовольствие. Эх, человеки, зачем так сложно? Хочешь летать - лети! Никто же не мешает! Просто тела ваши забыли, что значит быть свободными. И оправдываться вы научились неплохо: рожденный ползать летать не может... Вот жить иногда вам не дают. Отнимают жизнь. Волохов положил ладонь на глаза, прикрывая их от солнца, и вспомнил, как он лихорадочно копал ямку во дворе того дома, где убили отца Василия. Земля забивалась под ногти, кое-где он ободрал руки до крови. Почему-то ему было важно похоронить пальцы убитого священника. Что же это было там, под аркой? Когда-то он встречался с этим, но встречался так давно, что в памяти сохранилось только отвращение и ненависть, не имеющая конкретного приложения.

- Эй, ты не заснул, водолаз?

Волохов открыл глаза, сообразил, где он, и, убрав ладонь с лица, посмотрел на девушку.

- Как я могу заснуть рядом с такой женщиной? Кстати, меня можно называть Павел.

Он подобрал ноги, сел и огляделся. Видимо, действительно заснул. Вечерело, солнце катилось за многоэтажки в Строгино, и воздух заметно посвежел. Светка достала из рюкзака джинсы и майку и теперь укладывала туда свою подстилку. Волохов встал, сладко потянулся, пощупал свои вещи. Рубашка высохла, а джинсы и кроссовки были влажными.

- Свет, искупаться не хочешь?

- Что я, пингвин, что ли, - резонно возразила она. - Ты бы отвернулся мне одеться надо.

- Я думал - мы друзья, - изобразив обиду, протянул Павел.

- Ха-ха, таких друзей - за м-м-м... хрен и в музей!

- Ну, ты даешь, - усмехнулся Павел, направляясь к воде.

- Не всем, - уточнила Светка.

Он надел джинсы прямо на мокрые плавки, чтобы не заставлять ее ждать, и они пошли к мосту шлепая босыми ногами по грунтовой дороге. Влага от реки уже напитала пыль, и она не поднималась, как днем, а просто отпечатывала на себе их следы. Одуряюще пахла недавно скошенная трава, и Волохову казалось, что он не в десятимиллионном городе, а в забытой богом таежной деревеньке на сенокосе.

- Я не думал, что в Москве остались такие места, - сказал он.

- Наверное, это последнее, - отозвалась Света, - все застроили.

- А представь, как здесь было лет сто назад. Или двести. Тушино было подмосковным городком, а там, где сейчас академия Жуковского, была окраина Москвы.

Павел глубоко вдохнул прохладный вкусный воздух и вдруг замер, задержав дыхание. Он медленно повернул голову туда, откуда ему послышался какой-то звук. Нет, похоже, показалось. Он резко выдохнул и несколько раз коротко, будто принюхиваясь, втянул воздух носом.

- Что, насморк? Донырялся, водолаз, - съехидничала Светка.

- Да, наверное, перестарался. А это что, сюда со всего берега мусор тащат? - Павел указал на кучу пластиковых бутылок, пустых пакетов и объедков под мостом.

- Да, - Светка сморщила носик, - хорошо, хоть в одно место складывают.

- Ну и вонь, - пробормотал Волохов.

Светка принюхалась.

- Это еще ничего. Вот когда жара начнется, тогда - да!

- Ну, значит, почудилось, - задумчиво пробормотал Павел, еще раз оглядывая берег.

Трамвай ждать не хотелось, и они прошли до метро пешком. Светка села в подошедший автобус. Дальше проводить не разрешила, сказав, что рано еще до дома провожать. Пригласила заходить в пиццерию и, помахав через стекло, исчезла.

Павел постоял немного, глядя ей вслед. Пожалуй, действительно рановато набиваться в гости. Эх, то ли дело было при светлом князе, да и позже неплохо жилось. Ладно, Волохов огляделся, увидел вывеску ресторанчика на соседнем доме и решительно зашагал туда.

- Не понимаю, - нахмурился полковник, - не понимаю и все! Ну ладно, избили отморозки пьяные или под наркотиком. Убили ненароком. Но пальцы отрезать?

Он помотал головой и скривился, будто у него разболелся зуб.

Они сидели на скамейке в скверике, разделяющем Ленинградский проспект, напротив огромного дома, поднимавшегося над землей на тонких ножках. Вечер переходил в ночь, накрапывал редкий дождь, и автомобили проносились в вихрях водяной пыли, толкая перед собой конусы света.