Томас Уайлд - Звездный спидвей

– Один есть. Осталось еще... ээ... девять... на этой стороне.

– Ox, – вздохнула журналистка.

Майк нервно улыбнулся. Монтировать репортаж будет нелегко. Вынимая болты, он отбрасывал их в сторону, а клаат'ксы проворно ловили их прямо на лету своими крошечными перчатками и проверяли на износ. Каждый пятый или шестой болт подлежал замене; возможно, ящерицы не были бы столь щепетильны, если бы не внимание прессы. На Лека произведет впечатление счет за эту профилактику.

Наконец Майк сказал:

– О'кей, щиты сняты. Теперь – первый двигатель. Эти большие патрубки вот здесь – излучатели потоков заряженных частиц. По четыре на каждый двигатель, плюс расщепители и магнитные фокусирующие зеркала. Всего шестнадцать лучей, перекрещивающихся в пяти различных целевых зонах. Внизу, через плазменную камеру, вдоль стен, идет пучок нагревательных трубопроводов реактивного топлива. И наконец, в конце узла вы видите коллимирующие магниты и нагнетательные инжекторы.

– Не объяснишь ли, как работает этот двигатель, Майк?

– Э, ну, в качестве реактивного топлива мы используем криогенный дейтерий, который накачивается через выхлопные сопла, чтобы остудить их, и через электромагнитные кожухи для того, чтобы поддержать их сверхпроводимость. Когда дейтерий начинает кипеть, он отсасывается через трубки обогревателя и подается вниз в форсажную камеру, где смешивается с термоядерной плазмой, – он засмеялся. – По-моему, такие двигатели давным-давно устарели.

– И этот двигатель сжигает?..

– Бор и дейтерий, правильной – Водород.

– Ах, да. Водород соединяется с бором-одиннадцать, производя углерод-двенадцать. Мы берем крошечные стеклянные гранулы, наполненные гидридом бора, и облучаем потоком заряженных частиц, пока не достигается температура воспламенения, которая составляет около двух миллиардов градусов. Плазма попадает под воздействие магнитного поля, и мы направляем поток на зарядку сосудов, накачивающих лучеиспускатели. Это чистая реакция, и углерод-двенадцать стабилен.

– Никакой радиации?

– Никакой, мэм. Конечно, если в топливе есть примеси бора-десять, мы получаем на выходе углерод-одиннадцать с периодом полураспада около двадцати минут – распад позитронов бета.

– Не забудь о примесях в водороде.

– То есть?

– Ладно, Майк, давай дальше. Дейтерии в данной реакции – тоже примесь.

– Ну да, потому что... Если в гидриде присутствует дейтерий, среди продуктов реакции может получиться углерод-тринадцать. Он нестабилен, испускает пару нейтронов, а потом снова становится бором-одиннадцать. Естественно, эти-то быстрые нейтроны нас и беспокоят.

– Естественно.

Майк сделал паузу. Издевается она над ним, что ли?

– Итак, дальше, – медленно сказал он, – нам нужно вытащить оттуда трубки нагревателя.

– Зачем?

– Чтобы проверить их на наличие высокотемпературной коррозии, которая может загрязнить плазму. Первым делом мы ищем обесцвеченные пятна и прогоревшие места, а также заметные трещины и тому подобные вещи. Затем мы подводим сюда рентгеновский аппарат и просматриваем микротрещины.

– Это долгая процедура?

– Бесконечная.

– Боже мой, – пробормотала она.

Через некоторое время они добрались до магнитных охладительных насосов.

– Первый из восьми, – объявил Майк, наезжая на них. Голова у него уже гудела, каждое мельчайшее движение робота давалось с трудом.

– Нельзя ли побыстрее? – спросила Зара Трева.

– Нет. Можно только помедленнее.

Он оглянулся и увидел смеющегося Эдда. Журналистка умолкла, но у Майка уже не было сил улыбнуться. Ему хотелось пойти куда-нибудь и прилечь. Даже в низкогравитационном поле он чувствовал полное изнеможение.

– Каждый насос разбирается, подшипники и шпиндели смазываются, уплотнители заменяются. Затем мы прогоняем их в режиме ста пятидесяти процентов максимальной скорости.

– Потрясающе, – простонала Зара.

Десять минут спустя дело приобрело гораздо более интересный оборот. Одна из летучих ящериц уронила автоматическую отвертку поперек контактов на вентиле топливного бака – и бак выпустил такую солидную дозу остаточного дейтерия, что язык пламени метнулся через весь ангар. Несколько секунд Майк слышал только вопль оператора и видел лишь пару летучих ящериц, которые, сцепившись, крутились в поле зрения робота. Потом по всему ангару расцвели десятки маленьких костров, заполняя помещение дымом, в баке билось невидимое пламя, грозя вырваться через отверстие, а трубки нагревателя дрожали от перегрева. Майк повернулся и ударил по аварийной кнопке, которая отключала гравитационное поле и воздушную завесу. Когда кислород вытек из ангара в вакуум Питфола, огонь мгновенно потух, лишь в сторону туманных огней Уоллтауна поплыл легкий дымок.

– Быстро в шлюз! – закричал он, вырвавшись из оболочки робота.

Неуклюже передвигаясь в своем раздувшемся скафандре, он нажал кнопку громкоговорителя и закричал на летучих ящериц, но тут же вспомнил, что они не могут услышать его во внезапно возникшем вакууме. А времени заполнить ангар кислородом не было.

Он увидел, как три клаат'кса ухватились друг за друга и переплелись хвостами, взъерошив мех, словно рассерженные дикобразы. Глаза, уши и ноздри их были плотно закрыты.

– Ну же! – бормотал Майк, устремляясь в их сторону. Он схватил зверьков в охапку и запустил в сторону шлюза, который был уже предусмотрительно раскрыт Эддом. Еще двух ящериц он отыскал в машинном отсеке, где они пытались укрыться, и тоже перебросил их Эдду. Еще один, еще.

Майк обшаривал глазами помещение. Внезапно он почувствовал, что бессознательно задерживает дыхание, и заставил себя наполнить легкие кислородом и расслабиться.

Тут в поле его зрения попал оператор, медленно опускавшийся на пол, и уплывающая камера.

– Что такое? – закричал Майк. Он включил переговорник. – Эй, ты!

Быстро в шлюз!

Оператор вяло открыл глаза, взгляд у него был бессмысленный. Майк наклонился и схватил его.

– Быстро!

Парень, казалось, пребывал в шоке, так что Майк оттащил его к шлюзу. Из-под смотрового окошка шлема у него вытекала тоненькая струйка замороженного пара.

Майк втолкнул его в шлюз и захлопнул люк, а сам бросился на поиски последнего, самого маленького клаат'кса.

– Майк! – завопил Эдд. – Что ты делаешь?

– Один остался!

– Оглянись!

Майк обернулся и, ничего не увидев, повернулся обратно. Крошечная ручка сжала его перчатку. Летучая ящерица висела сзади на его ремне.

– Ну, пошли, малыш. Хотя ты и не мерзнешь, но лучше нам выбраться отсюда.

– Это произошло не по моей вине!

– Знаю, знаю, – сказал Лек. – Жаль только, что мы решили снимать.

Это не самая хорошая реклама.