Юлиана Лебединская - Темпориум. Антология темпоральной фантастики

Я знаю всё это и теперь, когда тонкие руки Светы поднимают меня с пыльной земли, и теперь, когда мне удается опереться на ее плечо, и когда она спрашивает «Больно?», и когда с тревогой заглядывает в мои глаза, когда улыбается в ответ на мой сквозь слезы смех, когда гладит мою щеку, великодушно стараясь изгнать боль.

Я чувствую исходящее от нее тепло, и больше мне нечего желать.

Впрочем, нет.

Мне всегда будет не хватать моего папы, моего отца. Сколько себя помню, всегда мечтал быть ближе к нему, рядом с ним, вместе с ним. Всегда желал узнать его поближе, побольше любить его, получше понять. Я и теперь желаю того же, как ни странно это может звучать.

И всё еще зову его «отец». Каждый вечер, когда солнце клонится к закату, мне хочется стать таким же, как он.

Сценарист на балкончике пылает: «Дураки… Провокаторы… Сгною…» Директор киностудии придерживает его за плечо: «Эдуард, хочешь лучше выпить?» Очаг возгорания погашен. «Дармоеды… Ненавижу… Что там у тебя, коньяк?..»

СЦЕНАРИСТ: ( чуть слышно ). Почему заминка?

ДИРЕКТОР СТУДИИ: У главного героя нет эрекции. Бывает. Дашь бинокль на минутку?

– Кто ты такой? – Маленький поляк. – Какой твой знак? – Белый орел (польск.) .

– Где ты живешь? – Среди своих. – В какой земле? – В польской земле (польск.) .

– Что это за земля? – Моя отчизна. – Чем она завоевана? – Кровью и ранами (польск.) .

– Во что веришь? – В небо верю… (польск.)

Здесь Марк ухитрился смешать целых три английских детских стишка.

«Томас-Рифмач», пер. С. Маршака.

Alone (англ.) – один, одинокий.