Журнал «Если» - «Если», 2012 № 09

Чужую тень выдают не только несовпадения в размерах и контурах, но и перемены, которые неизбежно происходят в характере самого человека. Лишиться тени — все равно что утратить часть себя, а такое никогда не проходит даром, какой бы незначительной ни казалась потеря. Внимательный наблюдатель всегда может заметить излишнюю нервозность и снижение уверенности в себе, что проявляется то в более вялом рукопожатии, то в необъяснимом напряжении, с которым человек выполняет совершенно обычные дела — например, переходит улицу или спускается по лестнице.

Я такие вещи подмечать умею и даже немного горжусь этой своей способностью; вот почему я не сомневался, что узнаю Филли-Простофилли, как только он появится в зале. В том, что он появится, у меня также не было ни малейшего сомнения. В уме я уже составил представление о его характере и мог позволить себе спокойно дожидаться его прихода, попивая винцо и закусывая яйцами и маринованными овощами. Все дело в том, что в таверне «Двойной ад» любили собираться игроки, а это народ крайне суеверный, считающий, что тому, кто часто меняет столы, не видать удачи. Порой даже крошечный успех, испытанный бог весть когда, заставлял игрока снова и снова приходить в одно и то же заведение, пусть даже с тех пор его подстерегали только проигрыши.

Я все рассчитал правильно. Филли я заметил в тот самый момент, когда он с усилием толкнул плечом тяжелую дубовую дверь и вошел в зал. Худой, сутулый юнец сел на скамью у дальней от меня стены и заказал кружку эля, которую принес ему чумазый мальчишка-половой. Он был чуть не вдвое моложе клиента, однако в его жестах не было и тени почтительности. Филли сунул мальчишке какую-то мелочь и, отослав прочь взмахом руки, огляделся по сторонам, очевидно, высматривая своих всегдашних партнеров по игре.

Когда он занялся элем, я поднялся и двинулся к нему, на ходу извлекая из ножен меньший из моих кинжалов. Подойдя к Филли, я с размаху вонзил клинок в стол перед ним.

— Мое имя Фалько.

Парень бросил быстрый оценивающий взгляд на кинжал, ушедший в столешницу почти на дюйм, и только потом поднял голову и посмотрел на меня.

— Очень приятно, — сказал он. Его тон был безупречно вежливым и мягким, но в глазах промелькнули неуверенность и страх. — Что вам угодно?

— Мне угодно сообщить, что я не выношу оскорблений.

— Никому не нравится, когда его оскорбляют. — Парень снова покосился на мой кинжал.

— Я работаю у маэстро Астольфо.

— А-а, торговец тенями…

— Только не вздумай назвать его «теневой торговец», парень, потому что это и будет то самое оскорбление, которых никто не любит.

— Я не имел в виду ничего такого, поверьте!

— Некоторые доходят до того, что утверждают, будто маэстро крадет тени, — продолжал я с угрозой. — Только посмей сказать что-то подобное, и я вырежу тебе глаз. Собственно говоря, я должен был сделать это уже давно, но сначала мне хотелось узнать, станешь ли ты настаивать на своей лжи. Мне тоже не нравится, когда меня называют вором.

— Я никогда не называл вас вором, друг Фалько, — возразил Филли. — Я ведь до сегодняшнего дня ни разу вас не видел.

— Еще одна ложь! — воскликнул я, удачно разыгрывая гнев. — Я вовсе не твой друг.

— Смею надеяться, что мы еще подружимся, когда я сумею разъяснить возникшее между нами недоразумение. Я не называл вас вором, др… синьор Фалько.

— А у меня другие сведения, — отрезал я. — Ты жаловался каждому встречному-поперечному, что у тебя украли тень. Ты утверждал, что это произошло здесь, в таверне «Двойной ад». Ты клянчил у сестры денег, чтобы приобрести новую тень, и она над тобой сжалилась, однако с тех пор у нее сложилось превратное мнение о честном парне по имени Фалько. А между тем правда состоит в том, что ты проиграл свою тень в кости и, будучи слишком труслив, не посмел признаться в этом открыто. Если ты сейчас скажешь, что это не так, ты снова солжешь, а лжи я не терплю.

Парень поник головой.

— Так и было… Я действительно обманул Маронду. Она не одобряет мое увлечение игрой в кости и называет меня мотом и ничтожеством. И вот я оказался в безвыходном положении: своих денег у меня не было, оставалось только взять их в долг, но мне никто не давал. Сестра была моей последней надеждой.

— Я совершенно уверен, что ты прибегал к ее помощи не в первый раз.

— Она знает, что я ее люблю, и не сомневается, что в самом ближайшем будущем я верну ей долг.

— Хотел бы я дожить до этого «ближайшего будущего», — хмыкнул я. — Тогда, наверное, на всем свете не было бы человека старше меня!

— Ну вот, я сказал вам правду. Надеюсь, вы удовлетворены и не станете больше мне угрожать?

— Я буду удовлетворен, только когда ты признаешься в своем обмане сестре. И в моем присутствии.

Филли покачал головой и нахмурился.

— Вы требуете слишком многого.

Не переставая приятно улыбаться, я взялся за угол дубового стола и, приподняв, опустил ножкой на его туфлю, а потом навалился на столешницу всей тяжестью. Лицо парня сначала побелело, потом покраснело, но, к его чести, он так и не вскрикнул.

— Раз уж ты схватился за шпагу, Филли, — сказал я самым доверительным тоном, — будь так добр, передай ее мне.

Он подчинился.

Я взял у него из рук клинок и выпрямился, перестав налегать на стол. Филли сделал слабое движение в сторону, словно собираясь сбежать, но я крепко, схватил его за локоть.

— Сейчас мы с тобой отправимся на котобойню Насилии. Там ты расскажешь сестре о своем жалком обмане и во всеуслышание объявишь меня честным человеком, который никогда не крал тени у незадачливого игрока в кости. Ты должен очистить доброе имя Фалько от грязи, пока оно не засияет, словно новенький золотой империал. Вот каким я вижу твое ближайшее будущее, Филли. Ну что, в путь?

Он испустил горестный вздох, но кивнул.

— Ничего-ничего, потерпишь. Мне тоже не нравится бывать на котобойне, — сообщил я. — От этих кошачьих запахов у меня начинает болеть голова, из носа течет, а глаза слезятся, но я же не отказываюсь идти туда с тобой!..

Перечисленные мною симптомы проявились со всей силой, стоило мне только увидеть невысокое здание из желтого кирпича с толстой, обшарпанной дверью. Я махнул Филли рукой, и он, послушно взобравшись на крыльцо, несколько раз ударил в дверь бронзовой колотушкой в виде свернутого кольцом кошачьего хвоста. Маронда открыла довольно быстро, причем мне показалось, что недовольная гримаса не покидала ее лица с тех самых пор, когда мы разговаривали в последний раз.

— Добрый день, Маронда, — сказал я. — У твоего брата есть для тебя потрясающие новости, поэтому я взял на себя смелость проводить его.

Маронда сверху вниз посмотрела на брата, благо она была на добрых полпяди выше него ростом, и устало вздохнула.