Журнал «Если» - «Если», 2012 № 10

— Ты так спокойно относишься к смерти? — спросил он. — И даже к своей?

Она выпрямилась, на лице вдруг проступила усталость.

— А что делать, Кит? Кто-то должен водить паром, и для такой работы я подхожу лучше многих. Не только потому, что это у меня в крови. Я люблю туман, его потоки, его запах. И силу ощущать в своем теле на переправе… Уверена, когда пришли волки, дочь Петро умирать не хотела, но ей так нравилось выбирать деревья…

— А если смерть придет к тебе? — спросил Кит мягко. — Встретишь ее вот так же беспечно?

Она рассмеялась, и печали как не бывало.

— Пожалуй, нет. Буду проклинать звезды и сопротивляться до последнего. И все же переправа через туман останется самым упоительным занятием на свете.

Во время учебы у Кита были связи с женщинами. На лекции ходила уйма слушателей, по улицам бродили толпы студентов, вечерами пивные были забиты молодежью. Но технари издавна держались замкнутым лагерем. В университете шутили, что пуще архитекторов трудятся только пивовары. Поэтому Кит почти не расставался с товарищами по профессии — и в стенах учебного заведения, и за их пределами. Вместе зубрили, спорили, выпивали и ночевали.

На третьем году обучения он познакомился с Домху Канной. Случилось это в торговых рядах, где он покупал велень и хлопковую бумагу. Девушка была невысока, лицо сердечком, шевелюра, как черное облако, — кудри удавалось частично укрощать только с помощью серых лент. Родилась Домху на востоке, в прибрежном городе, и отправилась за две тысячи миль учиться философии.

Она очаровала Кита. У нее был шустрый, словно рыбка, склонный к внезапным решениям и непостижимым для него ассоциациям ум. Все на свете Домху воспринимала как метафоры, как символы, обозначающие нечто иное. Чтобы лучше понимать людей, говорила она, надо сравнивать их с животными, временами года, песнями или азартными играми.

Киту думалось, что и в его профессии можно найти такие же образы и сравнения. Подчас люди похожи на волов, ведомых в упряжке. Или на металл, расправляемый и заливаемый в форму. А может, на камни для сухой кладки: их тщательно отбирают по размеру и прочности и столь же добросовестно укладывают в стену.

Последний образ нравился Киту больше других. Эти камни удерживаются на месте не раствором, а собственным весом, да еще точным расчетом каменщика. Однако сравнение оказалась негодным: да, что-то такое есть, но на самом деле люди не камни.

Кит так и не понял, что нашла в нем Домху.

О том, чтобы узаконить отношения, они не думали. Когда у Кита дошел до середины пятый учебный год, она вдруг вернулась в свой город — помогать в создании нового университета. Да и вообще, в ее краях не были популярны формальные браки. Расставались друзьями, не без печали.

И лишь спустя годы Кит впервые задумался о том, что все могло быть иначе.

Хотя зима выдалась дождливой, но пригодные для работы дни все же выпадали, и ни один из них не был потерян. Весной еще погибали люди, на обоих берегах, но эти смерти не имели отношения к стройке. Селянка умерла родами, и ребенок в своей коротенькой жизни не успел сделать ни одного самостоятельного вздоха. На реке сгинули два рыбака, у них опрокинулась лодка. Еще несколько человек скончались — кто от старости, кто от болезни.

За весну и лето удалось закончить анкерные массивы, бесформенные громады из блоков и известкового раствора, намертво скрепленные с матерой породой. Сооружения эти почти полностью скрывались под землей, сверху возвышались лишь считаные ряды кладки. Огромные, длиной в человеческий рост анкерные болты прятались в глубине проемов для цепей.

К середине третьей зимы был готов пилон на правом берегу, задолго до того, как достроили левобережную башню. Усовершенствованная Дженнером и Тениант Планировщицей сигнальная система позволяла обмениваться подробными сведениями, а с каждым паромом туда или сюда прибывала письменная документация. Вало, хоть и проводил много времени вместе с Китом, успел переплыть реку двадцать раз, а Розали все шестьдесят восемь. Главный архитектор перебирался на другую сторону лишь по требовательному зову флажков.

Ранней весной, когда Кит работал на правом берегу, пришел сигнал «Имперская печать». Надо было, не теряя ни минуты, бежать к Розали.

— Не могу, — сказала она. — Я только вчера там была. Крупняк…

— Мне срочно нужно, а Вало в Левобережном. Из столицы поступили новости.

— Новости и раньше приходили. И преспокойно ждали на берегу.

— Как бы не так. Это вы заставляли их ждать.

— А флаги на что? — В ее голосе появилось легкое раздражение.

— Так ведь имперская печать. Никто, кроме меня и Дженнера, не вправе ее сорвать. А он тоже здесь. — Говоря эти слова, Кит думал о ее брате, который погиб четыре года назад.

— Если умрешь, никто уже не сможет прочесть, — проворчала Розали.

Они отправились в тот же вечер. «Если уж плыть, то чем раньше, тем лучше», — сказала Паромщица.

Когда Кит спустился на ближнюю пристань, по небу уже протянулись ярко-зеленые и золотистые ленты, это облака отражали последние солнечные лучи. Сумерки почти скрыли туман, дыбившийся гладкими курганами двадцатифутовой высоты; ветерок меж насыпей был слабым и ровным.

Розали ждала молча, в ее руках свивалась кольцами веревка. Рядом стояли две женщины — возвращавшиеся с плантаций Глота торговки пряностями. С ними была собака, она суетилась и выла. Кит нес тяжелые ящики с листами велени и хлопковой бумаги; на свернутые в плотную трубку документы был натянут непромокаемый чехол. Торговок и собаку Розали усадила на носу парома, после чего молча отвязала швартов и оттолкнулась от причала. Кит сел рядом с ней.

Она стояла на корме, опираясь на весло. На миг Киту даже представилось, что паром плывет по воде; вот сейчас послышится плеск…

Но широкая лопасть перемещалась в тумане совершенно беззвучно. Было так тихо, что он слышал дыхание Розали, тревожное пыхтение собаки и собственный учащенный пульс.

Затем «Спокойная переправа» заскользила вверх по длинному гребню туманного бархана. Конечно же, это никакая не вода.

До ушей Кита донеслось слабое сипение. Видно было недалеко, но запоздалые отсветы показали, как вспучился склон холма — будто в горячем грязевом озере образовался большой пузырь. Выпуклость разрасталась — и вот она лопнула под испуганное аханье пассажирок. Появившийся горб (заметно, что длинный, а больше в темноте ничего не разглядеть) устремился прочь.

— Что это? — спросил Кит изумленно.

— Рыба, — шепнула в ответ Розали. — Причем не мелкая. У нее клев по вечерам. Не надо бы нынче здесь плыть.

Между тем уже наступила ночь, вышла первая, малая, луна, чуть поярче проступили звездочки, а потом засветились и другие небесные тела. Розали аккуратно вела паром среди зыбких холмов, ее лицо было обращено к небу. Поначалу Кит принял это за молитву, но затем догадался: Паромщица ориентируется по звездам. Снова и снова выныривали рыбы, и всякий раз было шипение, появлялся едва различимый силуэт. А однажды донесся человеческий голос, очень-очень далекое пение, и оставалось лишь догадываться, как такое чудо возможно.