Светлана Новикова - Оранжевое небо

- Знает лишь тот, кто достигает. Увы, мы видим чаще, как плоть пожирает дух. Мы делаем все, чтобы ублажить нашу плоть, дать ей все, что ей надо, чтобы она поменьше нас тревожила и освободила для духовной жизни, а что получается? Помнишь наши афинские жилища? Тесные, полутемные комнаты, вместо окон узкие щели, земляные полы, печей не было, грелись у переносных жаровен. А улицы? Узкие, кривые, грязные. Невзрачные дома ставили на них в беспорядке, кучками, кому куда вздумается. Когда милетский архитектор Гипподам предложил строить дома в одну линию, формируя улицы и площади по продуманному плану, это было открытием, первой градостроительной идеей. У нас теперь этих идей - целые библиотеки кандидатских и докторских диссертаций. Дома наши имеют все удобства для ублажения плоти, в них тепло, чисто, светло. А плоть наша по-прежнему бушует, требует, поглощает. И дух по-прежнему у нее в плену. По-прежнему он служит ей, а не она ему. Хорошо тому, кто слеп и не видит своего рабства. А кто задыхается, кому душно в удобной клетке, кто не может без неба, простора и надежды на бессмертие? Вот чего человек не достиг и чего не дал ему ни один гениальный зодчий.

- А твой проект? Он приведет человека в царство гармонии?

- Мой проект обернулся такой же клеткой. Я понял, что материальный прогресс - это всего лишь увеличение объема и благоустройства клетки. Однако клетка не может быть бесконечно большой - она рухнет. И строитель ставит подпорки, перегородки, арки, маскируя их конструктивную функцию в изобразительный элемент, проявляет максимум изобретательности, а все возвращается к своей изначальной форме - к клетке, которая охватывает кусок пространства вместе с заключенным в него человеком.

Я - человек, сижу в клетке и размышляю о гармонии. О царстве гармонии. Где все правильно согласуется, сочетается, соответствует. Вот идет царица: объем бюста - девяносто шесть сантиметров, талия соответственно шестьдесят восемь, бедра - сто четыре. Почему только сто четыре? А сто десять хотя бы нельзя? Нельзя! Нарушится гармония. Здесь строго разработана шкала правильных сочетаний. Кто нарушает - лишается прав гражданства. Видите, мужчина идет расстроенный? У него рост сто семьдесят девять сантиметров, а вес - восемьдесят два килограмма. Пока не сбросит три кило, о возвращении короны пусть и не мечтает. Еще один нарушитель - этот бледный, тощий, промотал куда-то пять кило. Держит на коленях кастрюлю манной каши и заталкивает ее в себя столовыми ложками. Она для него хуже касторки, но что поделаешь, если только манная каша может вернуть его в царство гармонии!

Меня восхищает строгая логичность этой системы. Толстые должны худеть, худые должны толстеть. Усталые должны отдыхать, отдохнувшие должны работать. Бедные должны богатеть, богатые должны беднеть. Глупые должны умнеть, умные должны глупеть. Нет, это просто прекрасно! Не будет обиженных, не будет униженных. Либертэ, эгалитэ, фратернитэ! Ура-а-а!

Все идет так, как нас когда-то учили. Люди, вам нечего ждать милостей от природы, отнять их у нее - ваша задача! Все - в человеке! Все - для человека! Человек - это звучит гордо! Человек проходит, как хозяин необъятной родины своей! Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек. Ой, как много! Столько лесов порубили, столько полей засорили, столько рек замутили, каждый год план перевыполняем, а конца-краю не видно. Когда же, наконец, мы все станем царями природы?

Наверное, уже скоро, совсем скоро.

У пингвинов Антарктиды обнаружен в крови ДДТ...

Какая красивенькая таблеточка, вся в крапинку. Новый импортный нейтролептик? Проглотишь и забудешь, почему ты здесь, за что. Пингвина заманили в Европу, посадили в пруд, кормят рыбой досыта, музыку заводят, говорят ему ласково "глупый". И все равно пруд не океан и музыка не похожа на рев ледяной пурги. И душа его истекает капельками тающего жира. Дети, милые дети, не ходите в зоопарки! Разве подобает любоваться чужими муками?

Мама, мамочка, но ты же всегда уводила меня от тех клеток, ты учила меня видеть и сострадать. Как же я мог доставить тебе такую боль? Прости меня, ради бога прости, что я осудил твою позднюю любовь. Я был молод и глуп. Я думал, что право на жизнь имеют только молодые. А старые только доживают свои дни. Они живут не для себя, они живут для нас, молодых. Теперь-то я понимаю, что право на жизнь имеют все живые. И преимущества не за теми, кто моложе, а кто умеет лучше распорядиться дарованной жизнью.

Подумать только, я сомневался, что мою маму, которая уже стала бабушкой, может действительно полюбить мужчина, да еще будучи моложе ее чуть не на десять лет! Хорошо, что у животных нет паспортов, где обозначен их возраст, а значит предопределено, кто кого может любить. Они как-то сами разбираются, без арифметики. И, видно, неплохо, раз эволюция продолжается. А человек деградирует. Вот и я...

Боже, как ты вынесла нашу бестактность, эгоизм, пошлость? Ты ждала чуткости, понимания или хотя бы обыкновенной деликатности. А я... Ты играла шопеновский вальс, когда я вошел, а он сидел в кресле, прикрыв глаза рукой, весь погруженный в свои чувства. Ты вздрогнула, остановилась, а я, как идиот, смутился. Будто застал вас за чем-то крайне неприличным. Это было так ужасно, так пошло. Я постарался скорее уйти, хотя ты очень просила меня посидеть с вами. Чтобы я понял естественность происходящего. Чтобы я принял того, кто вдруг вошел в твою жизнь, и не считал это наглостью. Куда там! Я ничего не хотел понимать, кроме того, что у моих детей отнимают бабушку! Подумать только, в моем детстве были такие прекрасные женщины, как бабуля Антося и бабушка Липа, а я мог так некрасиво, так гадко оскорбить тебя, мама, посмел не заметить, что ты тоже женщина!

И тот наш последний разговор. Ты уезжала. Уезжала вслед за мужем туда, где было очень опасно. Уезжала как врач.

- Мама, зачем ты едешь? Пусть они сами там разбираются. Это же фанатики.

- Кто, сынок? Миллионы людей - и все фанатики?

- Да, бывает, что и целую нацию охватывает массовый психоз. Немцы верили Гитлеру, русские верили Сталину, китайцы верили Мао...

- Я знаю, я это видела, испытала. Но нация состоит из отдельных людей, которые при этом очень страдают. Пусть нациями занимаются политики, а я просто женщина, и мой долг быть с теми, кому плохо, кто в опасности и нуждается в понимании и помощи. Так поступала бабуля Антося. Потеряв любимого человека, она осталась с его товарищами, перевязывала им раны, выхаживала их, кормила, обстирывала, давала приют. А в политике она так и не разобралась. Она только следовала своему человеческому женскому назначению и ни разу не ошиблась, ни разу не спутала, в чем добро, а в чем зло.

- Я понимаю, мама. Но там... так все сложно, запутано. И ты же знаешь, что их натравливают на русских. И они убивают. Почему мы должны расхлебывать эту кровавую кашу? Чем виноваты мы? Чем виновата ты?