Фриц Лейбер - Серебряные яйцеглавы

Он повесил трубку.

— Она боится нападения, — объяснил он. — Могут еще попасться писатели, шатающиеся по Ряду. Эта женщина смотрит за качалками, яслями и меняет пеленки. — Он посмотрел на Гаспара. — Ты знаешь Мудрость Веков?

— Конечно. Я прохожу мимо каждый день. Это в нескольких кварталах отсюда. Изящное местечко. И никакой активности.

— Как ты думаешь, что там?

— Я не знаю. Наверное, какое-то оккультное издательство, хотя я никогда не видел его названия в книжных списках. И вообще никогда не встречал этого названия… эй, подождите! Огромный медный герб у нас в вестибюле на полу. На нем написано «Рокет Хауз», а потом маленькими готическими буквами с завитушками: «в ассоциации с Мудростью Веков». Надо же, никогда не думал, что здесь есть связь.

— Ты просто убил меня, — сказал Флэксмен. — Писатель с даром наблюдательности. Никогда не думал, что доживу до такого. Вы с Зейном живо мчитесь в Мудрость и тащите оттуда няню Бишоп. Можете сделать так, чтобы под ней горело, но выше краешка юбки все должно быть в ажуре.

— По телефону вы сказали «Инкубатор», — заметил Гаспар.

— Сказал. Это одно и то же. А теперь — бегом.

Гаспар колебался.

— Возможно, там все еще рыскают писатели, — наконец выдавил он из себя, — или уже вышли на второй раунд.

— И это беспокоит двух героев? Вперед, я сказал!

Гаспар уже подходил к двери, когда та распахнулась.

Флэксмен подпрыгнул. В дверях стояла растрепанная, залитая слезами маленькая женщина в черном.

— Простите, джентльмены, — сказала она тихим голосом, — но меня направили сюда. Умоляю, скажите, вы видели тут большого стройного мужчину и красивого маленького мальчика? Сегодня рано утром они пошли, поглядеть на словомельницы. Они оба были одеты в великолепные изумрудные костюмы с милыми опаловыми пуговицами.

Гаспар нерешительно пробирался мимо маленькой женщины, пока та говорила. Вдруг из конца коридора донесся раздирающий уши крик. Мисс Блашес стояла у двери женского туалета, прижимая захваты к анодированным вискам. Потом она быстро побежала, раскинув руки, к маленькой женщине, крича грустным мягким голосом:

— Дорогая, дорогая, мужайтесь, вас ждут ужасные новости!

Когда Гаспар с облегчением выскочил на неработающий эскалатор, за ним летел не только Зейн Горт, но и предостерегающий крик Флэксмена:

— Помните, няня Бишоп будет нервничать. Она понесет мозг!

В комнате без окон было темно, если не считать света полдюжины телеэкранов, расположенных, как вначале могло показаться, под случайными углами. Меняющиеся изображения на экранах были непривычно четкими. Звезды и космические корабли, простейшие и люди, просто книжные страницы. Большая часть пространства в центре и один из углов комнаты были заняты столами, на которых стояли телевизоры и разные инструменты с кабелями. Три другие стены были неравномерно увешаны полками различной высоты, крепкими маленькими подставками, на каждой из которых в гладком плотном черном воротничке покоилось яйцо из дымчатого серебра размером больше человеческой головы.

Странное это было серебро. Оно напоминало о туманах и лунном свете, о светлых тонких волосах, серебрящихся в свете свечей, флаконах духов, зеркале принцессы, маске Пьеро, доспехах принца-поэта.

Да и сама комната навевала с калейдоскопической скоростью меняющиеся картины: то грезился фантастический питомник, то волшебный инкубатор для роботов, то места, где маг-чернокнижник укрывал свои ужасные трофеи, то студия скульптора по металлу. Затем вдруг начинало казаться, что серебристые овалы на самом деле были головами каких-то металлических созданий, склонившихся в безмолвном разговоре.

Это последнее впечатление усиливалось тем, что у основания каждого яйца, всегда у более заостренного конца, было три темных пятна — два сверху и одно снизу, — напоминавшие глаза и рот под огромным гладким лбом. И только с близкого расстояния удавалось разглядеть простые розетки. Многие из них были пусты, но к некоторым присоединялись провода, ведущие к инструментам. Все эти приборы очень различались, но стоило некоторое время потратить на их изучение, как обнаруживалось, что верхняя правая розетка, если смотреть со стороны яйца, всегда подключалась к портативной телекамере, верхняя левая — к какому-нибудь микрофону или другому источнику звука, а нижняя — всегда вела к маленькому громкоговорителю.

Из этого правила было одно исключение: иногда ротовая розетка одного яйца была напрямую подключена к уху — верхней левой розетке — другого.

Еще более тщательное изучение помогло бы обнаружить очень тонкие линии и гладкие зубцы на верхушке яйца. Тонкие линии составляли большой круг с маленьким посредине, что создавало иллюзию некоего двойного покрытия. Расположение зубцов предполагало, что каждую круглую секцию можно открутить двумя пальцами.

Однако при прикосновении к одному из серебряных яиц — конечно, после некоторых колебаний, — сначала оно начинало казаться горячим, а только потом становилось ясно, просто оно не такое холодное, как ожидалось, и его температура близка к температуре человеческого тела. А уж если кончики пальцев чувствительны к вибрации, то через некоторое время на гладком металле удавалось почувствовать слабое, но твердое биение в ритме человеческого сердца.

У края одного из столов примостилась женщина в белом халате, нагнувшись и склонив голову, как бы отдыхая. Из-за полутьмы в комнате и маски, закрывавшей лицо ниже глаз, трудно было определить ее возраст. Сбоку, упираясь ей в бедро, лежал большой поднос, который она поддерживала левой рукой. На подносе стояло десятка два глубоких стеклянных тарелок с какой-то прозрачной ароматной жидкостью. Примерно половина их была заполнена толстыми металлическими дисками, расположенными по окружности. Они были того же размера, что и небольшие круги на серебряных яйцах На столе, у склоненной головы женщины, стоял микрофон, подсоединенный к яйцу, которое выглядело немного мельче, чем остальные. В ротовую розетку яйца был включен динамик.

Они начали разговор: яйцо бубнило так, как если бы могло контролировать слова и интервалы, но не тембр или ритм, а женщина — устало и почти так же монотонно.

Женщина: Спи, спи, малыш.

Яйцо: Не могу спать. Не спал уже сто лет.

Женщина: Тогда отключи сознание.

Яйцо: Не могу отключить сознание.

Женщина: Сможешь, если попытаешься, малыш.

Яйцо: Попытаюсь, если перевернешь меня.

Женщина: Я переворачивала тебя вчера.

Яйцо: Переверни меня, у меня рак.

Женщина: У тебя не может быть рака, малыш.

Яйцо: Может. Я умный. Включи мне глаз и поверни его так, чтобы я мог посмотреть на себя.