Фриц Лейбер - Серебряные яйцеглавы

— Мисс Блашес была введена в заблуждение, здесь никого не пытают, — уголком рта усмехнулась няня Бишоп.

— Чего? — шепотом спросил Гаспар. — Вы что, не слушаете?

— Ах, это, — пренебрежительно отмахнулась она. — Я неоднократно говаривала этим братишкам: слово — не камень, башку не разобьет…

— Но слова с ума сведут, — закончил Гаспар. — Я не знаю, где они откапывают сие чтиво, но уверен, если ты привык к хорошим книгам от лучших словомельниц, а тебя заставят слушать такое, то можно запросто съехать с катушек.

Девушка искоса взглянула на писателя.

— Ты производишь впечатление серьезного читателя, Гаспар, невозможно, ищущего писателя. Тебе следовало бы пройтись по тем старым книгам, которые мозги выбирают для меня. Готова спорить, они тебе понравятся.

— Это еще один способ свести меня с ума, — заверил ее Гаспар.

— Откуда ты знаешь? Я сама много читаю, но хорошо ли, плохо ли, я никогда не относилась к этому так, как ты.

— Тогда такое чтение превращает в редактора, — заключил Гаспар.

— Эй вы, перестаньте шептаться, — потребовал Флэксмен. — Можете оставаться здесь, но не нарушайте порядка ведения конференции. Гаспар, ты механик, так что возьми этот инструмент и прицепи на дверь щеколду. Проклятый электрозамок до сих пор не работает. Меня уже тошнит от постоянных посетителей.

Каллингем тем временем прекратил чтение.

— Итак, только что вы прослушали главу первую и начало главы второй «Бича Космоса», — вежливо проговорил он, наклоняясь к микрофонам. — Какова ваша реакция? Что вы могли бы здесь улучшить? Каким образом? Укажите, пожалуйста, основные пути переработки произведения. — Он подключил динамик к самому маленькому из троих яйцеглавов.

— Ты, ничтожная болтливая обезьяна, — послышался бесстрастный, тихий голос из динамика. — Ты, мучитель беспомощных, ты, сдуревший от злобы шимпанзе, ты, подорванный лемур, ты, переросшая паукообразная обезьяна, ты, припадающий…

— Благодарю вас, Полпинты, — поклонился Каллингем, выдергивая динамик. — А теперь давайте послушаем Ника и Двойного Ника.

Однако едва он попытался подключить динамик, как между штепселем и розеткой возникла рука няни Бишоп. Не говоря ни слова, она быстро отсоединила микрофоны, оставив все розетки пустыми.

— В общем я одобряю все, что вы делаете, джентльмены, — сказала она, — но вы делаете это не совсем правильно.

— А ну-ка, прекратите! — возмутился Флэксмен. — Если вы царица в Инкубаторе, то это еще не значит, что можете командовать здесь…

Каллингем поднял руку.

— Флэкси, может, она что-то сделает, — предложил он. — У меня-то все получается не совсем так, как я надеялся.

— Заставить их слушать всевозможную чушь, а потом попросить покритиковать это — мысль отличная, — невозмутимо заметила девушка. — Думаю, это может вызвать у них заинтересованность в писательском труде. Но за реакциями необходимо постоянно наблюдать и направлять их. — Тут она зловеще улыбнулась и заговорщицки подмигнула компаньонам.

Каллингем подался вперед и попросил:

— Продолжайте на той же волне.

Гаспар пожал плечами и начал вгрызаться сверлом в дверь.

Няня Бишоп продолжила:

— Я подключу ко всем троим шепталки и послушаю, о чем они станут говорить, пока вы будете читать. А в паузах шепну им слово или два. Тогда они не будут чувствовать себя такими изолированными и проклинать вас, как сейчас. Я приму на себя их раздражение и одновременно попробую порекламировать Рокет Хауз.

— Великолепно! — воскликнул Флэксмен, Каллингем лишь кивнул.

Гаспар вернулся за винтами.

— Простите меня, мистер Флэксмен, — сказал он приглушенным голосом, — но где вы откопали это чтиво?

— В той куче макулатуры, — поделился секретом Флэксмен. — Ты можешь этому поверить? Сто лет никакой литературы, кроме словомельничной, сто лет ничего, кроме отказов, а эти любители все еще кропают рассказы.

Гаспар понимающе кивнул:

— Когда мы заходили, несколько любителей, именующих себя пишущей братией, кружили над домом на вертолете.

— Вероятно, они планируют забомбить нас чемоданами старых рукописей, — хохотнул Флэксмен.

Каллингем тем временем продолжал декламировать:

— «В последней крепости последней планеты, удерживаемой землянами, Грант Айронстоун улыбался своему испуганному, похожему на клерка, помощнику Потервеллу. «Каждая победа высокого Хана, — задумчиво говорил Грант, — приближает желтых октопоидов к поражению. Я скажу почему, Потервелл. Ты знаешь, кто является самым злобным, умным, опасным и смертоносным зверем во всей Вселенной со дня ее создания?» — «Садистский убийца-октопоид?»— предположил Потервелл. Грант улыбнулся. «Нет, Потервелл, — он ткнул пальцем в узкую грудь дрожащего клерка. — Ты. Ответ таков — человек!!!»

Кудрявая голова няни Бишоп склонилась над шепталками, подключенными к нижним розеткам яйцеглавов. Периодически она говорила что-то похожее на сочувственное «ц-ц-ц». Гаспар работал сверлом и отверткой. Флэксмен курил сигару.

Казалось, он полностью контролировал себя, и о нервозности, вызванной присутствием яиц, свидетельствовали лишь редкие его подрагивания да бусинки пота, выступившие на лбу. Вторая глава «Бича Космоса» вихрем неслась к кульминации.

Гаспар завернул последний винт и гордо осмотрел свою работу.

Тут в дверь тихо постучали. Гаспар легонько приоткрыл ее и впустил Зейна. Робот, оценив ситуацию, застыл в вежливом внимании.

Каллингем, уже заметно охрипнув, читал:

— «Когда Потервелл, скрючив пальцы, прыгнул на канареечный мозговой мешок бешеного октопоида, Грант Айронстоун крикнул: «Среди нас шпион!» — и, схватив прозрачный лиф Зайлы, королевы Ледяных Звезд, рванул его. «Смотрите! — скомандовал он остолбеневшим космическим маршалам. — Двойные радары!» Глава третья. «Под светом внутренней луны не имеющей солнца планеты Кабар четыре главных преступника с сомнением изучали друг друга».

Зейн Горт наклонился к Гаспару:

— Просто смешно, как люди постоянно заканчивают книги или главы открытием того, что прекрасная женщина оказывается роботом. Как раз в тот момент, когда это становится интересным, — раз, и закончили, не обмолвившись о том, какая у робота форма, цвет, украшения, тип захватов и так далее. Даже не говорят, робот это или роботесса. — Он покачал металлической головой. — Конечно, я предубежден, но, Гаспар, скажи мне, как бы тебе понравилась история, в которой оказывается, что прекрасный робот — на самом деле женщина, и — плюх, все заканчивается. Ни слова о том, какой у нее цвет лица и волос, какой размер бюста, и даже намека нет на то, кто она — гурия или фурия? — Он повернул прожектор и подмигнул Гаспару. — Подумай только, однажды я закончил главу о докторе Вольфраме следующим образом: «Платиновая Пола оказалась пустой оболочкой робота, в которой была человеческая кинозвезда, управлявшая ею изнутри». Я знал, что мои читатели будут разочарованы и немедленно потребуют что-нибудь еще. Поэтому я завершил главу сценой, где серебряная Вилья смазывает себя. Это всегда так трогает.