Владимир Обручев - За тайнами Плутона

По берегам Куку-нора не только леса, но даже крупные кустарниковые растения отсутствуют, хотя в Южно-Кукунорском хребте на большей абсолютной высоте мы видели еловые и можжевеловые леса. Поэтому отсутствие леса на берегах озера объясняется не абсолютной высотой, а, вероятно, сильными ветрами (...).

Вернувшись в Су-чжоу после почти трехмесячного кругового маршрута по Нань-шаню, я прожил месяц у Сплингерда, составляя отчет об этом путешествии и занимаясь организацией нового каравана (...).

К половине сентября отчет был написан, сухари заготовлены, куплены свежие верблюды и лошади, и мы могли отправиться в путь (...).

Из Су-чжоу мы направились на северо-восток, вниз по оазису этого города (...). Мы миновали остатки Великой стены и городок Цзинь-та-сы (монастырь золотой башни), в котором 200 лет тому назад была кумирня с позолоченной башней. За ним пашни и селения начали редеть, чаще прерываясь солонцовой степью и небольшими кучевыми песками. На четвертый день появились уже барханы, и на севере показались плоские высоты первой цепи Бей-шаня, не имевшей отдельного названия; я назвал его хребет Пустынный (...).

На щебне и скалах хр. Пустынного я впервые заметил обширное развитие лака или загара пустыни, тонкого бурого или черного налета, скрывающего цвет горной породы и придающего местности очень мрачный вид. Этот лак на более твердых и мелкозернистых породах черный и блестящий, на известняках бурый матовый; даже белый кварц часто покрыт черным лаком. Но везде, где на дне долин были скопления сыпучего песка, щебень и нижняя часть склонов имели нормальный цвет и были даже отшлифованы, так как струйки песчинок, переносимых ветром, уничтожали лак и полировали камень.

Затем окраина гор отошла на запад, и между ними и рекой расстилалась площадь полной пустыни. Дорога подошла к Эцзин-голу, русло которого достигало от 200 до 1000 м ширины, но обиловало голыми островами и топкими отмелями, между которыми быстро струилась грязная вода цвета кофе с молоком. Легко себе представить мощность этого потока во время весеннего половодья (...).

На Эцзин-голе сильно чувствуется горячее дыхание пустыни, окаймляющей реку с востока и с запада; таких бесплодных гор и площадей, подступавших к реке с запада, я раньше еще не встречал во время путешествия (...).

Мы шли по подобной же местности с рощами, зарослями кустов, сухими руслами и песчаными буграми до ставки торгоутского князя Бейли-вана в урочище Хара-сухай.

Возле этой ставки мы простояли три дня, занятые переговорами с князем, мальчиком лет 15, которого я посетил (...). Я хотел получить проводника для прямой дороги в г. Фу-ма-фу в Алашани, чтобы пересечь совершенно неизвестную пустынную местность к востоку от Эцзин-гола. Но князь и его советники заявили, что по этой дороге давно никто не ходит из-за пятисуточного безводного перехода и огромных сыпучих песков. Один из советников, старый лама, рассказал, что давно, когда он был еще мальчиком, по этой дороге из Фу-ма-фу пришел китайский купец, еле спасшийся со своими спутниками, потерявший всех животных и бросивший товары в песках. Я предлагал дать двум проводникам высокую плату, но это не соблазнило никого; торгоуты сказали, что зимой можно было бы сделать попытку, взяв лишних верблюдов с грузом льда и рассчитывая встретить скопления снега. Но теперь было еще слишком тепло, и даже взяв воду в бочонках для людей и надеясь, что верблюды выдержат 5 суток без воды, мы должны были бы иметь в виду, что потеряем всех лошадей в песках. Уверяли, что давно уже сношения с Алашанью происходят кружным путем: северным, через Центральную Монголию, или южным, вдоль подножия гор (...). Северный позволял пройти в совершенно неизвестную часть Монголии (...). Он очень удлинял мой путь в Восточный Тибет, но времени и средств было достаточно, и я решился на этот вариант (...).

8 октября мы двинулись дальше, но (...) на следующее утро выяснилось, что монгол Абаши, недомогавший уже в Хара-сухае, заболел: у него был сильный жар, все лицо вздулось и покрылось волдырями. Больной сам подозревал, и Цоктоев подтвердил, что это была оспа, которой Абаши заразился, очевидно у торгоутов выше по Эцзин-голу, когда заезжал к ним пить чай. Везти больного дальше в безлюдные места было рискованно. Пришлось нанять ему отдельную юрту, обеспечить уход, оставить лошадь для возвращения в Су-чжоу и письмо к Сплингерду с просьбой помочь ему вернуться в Цайдам к Курлык-бейсе. Молодой тюрк, нанятый в Сучжоу, который почти не знал ни по-китайски, ни по-монгольски и которому Абаши служил переводчиком, тоже отказался ехать с нами дальше, получил расчет и остался при больном.

Таким образом я сразу лишился двух рабочих и остался с одним Цоктоевым. Но сидеть на Эцзин-голе и ждать полного выздоровления Абаши было невозможно. Тогда пришлось бы отменить путешествие в Центральную Монголию (...). И я предпочел идти дальше с одним Цоктоевым и новым проводником, рассчитывая помогать им при вьючке верблюдов, разбивке лагеря и других работах по мере времени и сил.

Эцзин-гол, прорвав Боро-ула, делится на три рукава - Мерин-гол, Ихэ-гол и Кунделен-гол. Хара-сухай расположен на первом, самом западном рукаве. Мы вскоре пересекли его; вода сохранилась только отдельными лужами, но проводник уверял, что три раза в году - в середине весны, лета и осенью - воды бывает столько, что брод возможен не каждый день. Миновав рукав, мы шли целый день по площади между двумя разошедшимися рукавами Эцзин-гола, представлявшей то возвышенные пустынные площадки, то понижения, занятые речными отложениями с более обильной растительностью. Кое-где попадались рощи, но небольшие, а тополя явно обнаруживали признаки вырождения. При высоте всего в 4 - 6 м стволы толщиной в обхват были покрыты очень толстой, растресканной и покоробленной корой, а древесина представляла пучки спирально скрученных волокон; ветви и сучья короткие, очень толстые у основания и быстро утонявшиеся к концам; листвы очень мало, и вообще было ясно, что вследствие недостатка воды или засоления почвы развитие древесины идет в ущерб развитию листового покрова. Все чаще попадались мертвые и умирающие деревья, уродливые кривые стволы которых с огромными наростами и короткими толстыми ветвями представляли своеобразную особенность пейзажа в низовьях Эцзин-гола, напоминая изваяния фантастических людей и животных. Молодых деревьев не было видно; было также много мертвых кустов и деревьев саксаула. Приходится думать, что прежде местность была лучше орошена, уровень грунтовых вод был выше, а теперь он понизился и деревья вымирают (...).

На пути из Ордоса нам опять пришлось видеть, как с севера надвигается без ветра густая пыль, окутывающая всю местность, и как потом начинается ветер. Нужно упомянуть, что зимой морозы слабые, воздух сухой, снегопад незначительный. В Центральной Монголии мы еще видели снег в виде несплошного и тонкого покрова преимущественно во впадинах и на подветренных склонах, но уже в долине Желтой реки и на всем пути по Ордосу (...) снега не было, хотя температура часто была ниже нуля и речки были покрыты льдом. Таким образом, ветер везде находит материал для вздымания пыли. На плато дороги по лессу были совершенно сухие и пыльные, что облегчало проезд; летом во время дождей эти дороги были бы гораздо хуже (...).