Генрих Аванесов - По обе стороны горизонта

Все дальнейшее я помнила смутно, и оно происходило как будто не со мной. Я действовала, отвечала на вопросы, что-то делала, но видела мир не изнутри, а как бы со стороны. Нас привезли в Кейптаун, в больницу. Из Претории прилетел английский консул. В его присутствии меня и пилота допрашивала полиция. Погиб подданный английской короны, и местные власти, стремясь не допустить дипломатического скандала, старались строго придерживаться закона. Решающее слово было за мной. Я твердо заявила, что рассматриваю все происшедшее как несчастный случай и руку проведения и не вижу ничьего злого умысла. Мы сами попросили пилота взять нас с собой и сознавали, что правила летной безопасности здесь не соблюдаются. Я действительно не хотела, чтобы в этом деле появились и другие пострадавшие. Моя твердая позиция возымела действие, и пилот был отпущен. Узнав, что я медицинская сестра, мне разрешили присутствовать при вскрытии. Это было еще одним нарушением, теперь уже медицинской этики, но такая уж это была страна, законы в ней соблюдались, но весьма относительно.

Во время вскрытия я стояла поодаль, но видела, как патолого- анатом извлек из головы Гарри длинную острую щепку. Она через глаз вошла в мозг и уперлась в кости черепа с противоположной стороны. Единственное, что служило мне некоторым утешением, Гарри умер мгновенно, даже не успев понять, что произошло.

Затем я давала распоряжения по поводу похорон. Зная, что у Гарри нет родственников в Англии, я решила похоронить его здесь на местном кладбище, принадлежавшем англиканской церкви. В церкви и на кладбище во время похорон практически никого не было, кроме миссис Паркинс, ревностной прихожанки, посчитавшей своим долгом взять меня под свою опеку.

Еще когда я сидела у самолета возле бездыханного тела Гарри меня охватило острое чувство вины в его гибели. Если бы я согласилась растянуть путешествие, не спешила как можно скорее попасть в Англию, ничего бы не произошло. Мы бы не сели в этот самолет. Или, если бы я не отпустила от себя Гарри, и он остался сидеть рядом со мной, в хвосте самолета, все обошлось бы без трагедии. Ведь во время посадки никто из пассажиров, кроме Гарри, не пострадал. Сознание отвергало эти мысли, но чувство вины не проходило. Наоборот, оно только росло и крепло, терзая меня, доводя до изнеможения. Я должна была продумать, пережить еще раз все произошедшее, чтобы избавиться или хотя бы ослабить это чувство вины, которой, как я считала в глубине души, не было на самом деле. Судьбу Гарри определила сумма случайностей, только одной из которых было мое желание поскорее добраться до Лондона. Даже сама ветка, убившая Гарри, не предопределяла его судьбы. Она могла попасть в него сантиметром выше или ниже, и он бы отделался царапиной. "На все воля божья", – под конец подумала я и резким движением встала с кровати. Я приняла холодный душ, хотя таковым его было назвать нельзя: здесь, в принципе, не было по настоящему холодной воды, как в отчем доме никогда не было горячей, и начала действовать. Первым делом я достала из сумки свое единственное приличное платье, выгладила его, надела, посмотрела на себя в зеркало и снова сняла. Маникюрными ножницами я срезала с него легкомысленные бантики. Платье сразу сделалось строже и больше соответствовало моему внутреннему состоянию. Затем я долго и тщательно причесывалась, разглядывая лицо, и пришла к выводу, что переживания практически никак не отразились на моей внешности. Косметики в моем багаже не было, но духи, хорошие французские духи, которые мне постоянно дарил Гарри, у меня всегда были с собой. Я воспользовалась ими, с удовольствием вдыхая их нежный, пряный аромат.

Возвращение к жизни

Впервые за последние две недели я вышла из номера по соб- ственной инициативе. Я спустилась вниз и положила ключ от номера на стойку портье. Он изумлено встал, поклонился и, протянув руку куда-то за спину, подал мне пачку писем. Попросив его отнести письма в мой номер, я направилась к выходу из отеля, но портье, резво выскочив из-за стойки, преградил мне дорогу.

– Простите, мэм, – сказал он, – в городе небезопасно, вы не должны выходить на улицу одна. Давайте, я вызову вам такси.

Первое мое желание было гордо проследовать дальше, но внутренний голос подсказал: не надо делать глупости.

Портье вышел из отеля и через пару минут вернулся с молодым парнем, который, весело улыбаясь, проводил меня к машине, вежливо открыв дверцу своего видавшего виды Форда.

Я попросила отвезти меня в парикмахерскую, где меня чуть постригли и причесали. Из зеркала на меня смотрела молодая, хорошенькая, но несколько слишком серьезная девушка. Она чуть улыбнулась мне, как бы подбадривая.

Парикмахерша назвала меня по имени и объяснила, что знает обо мне из газет, которые писали о моем несчастье. Она горячо сочувствовала мне, предлагая свою помощь, приговаривая, что все мы, белые, в этой стране должны постоянно помогать друг другу. Под конец она посоветовала мне купить широкополую шляпу от солнца, и я решила воспользоваться этим ее советом.

Потом я поехала в магазин готового платья, где, давно отвыкнув от посещения подобных заведений, долго выбирала себе наряды. Выбор был невелик, но я все же нашла себе несколько строгого фасона платьев и три пары туфель. Положив покупки в такси, я предложила водителю перекусить где-нибудь поблизости. Он с радостью согласился, и мы, сидя за столиком под тентом, съели по хорошей тарелке мяса с овощами, запивая еду апельсиновым соком.

Вернувшись в отель, я попросила Томми, так назвал себя водитель, приехать за мной завтра к десяти утра, а сама принялась разбирать почту. Больше всего писем было от наших сослуживцев по Гибралтару, отправленных еще до гибели Гарри. Я отложила их в сторону. Два письма были отправлены оттуда же, но уже после трагедии. Я вскрыла их.

В одном из них, подписанном целой группой сослуживцев, мне выражались соболезнования, думаю, что вполне искренне. Они звали меня вернуться на базу, в наш госпиталь. Другое письмо было от командира госпиталя. Он тоже звал меня обратно. Я снова чуть не разрыдалась. Затем я долго читала письмо от мамы. Она переживала за меня и за то, что не может приехать ко мне из-за болезни отца, звала домой. Я написала ей длинный ответ, стараясь, в первую очередь, утешить ее. О своих планах на будущее я написала коротко: пока собираюсь остаться здесь. Я действительно приняла такое решение, сама не зная почему.

Последнее письмо было от доктора Кристиана Бернарда. Он писал, что узнал о моем несчастии из газет, выражал свои соболезнования и предлагал помощь, в том числе, и работу в его клинике. О докторе Бернарде я много слышала от Гарри и хорошо помнила, как он мечтал посетить его клинику. Я решила завтра же отправиться к нему.