Генрих Аванесов - По обе стороны горизонта

Машина кружила по городу минут пятнадцать. Я пыталась следить за временем и считать повороты. Трудно сказать, насколько мне это удалось, но, мысленно представляя себе карту города, я примерно догадывалась, где нахожусь. Когда открылась дверь фургона, мы увидели, что находимся внутри большого полутемного гаража или сарая. Нам разрешили выбраться из фургона. Мы с Ольгой с детьми на руках сделали это легко. Женщине, у которой мы были в гостях, было гораздо труднее. У нее на руках было двое детей двух и пяти лет. Ее муж, тоже находившийся в кузове, не мог ей помочь. Его руки были скованы наручниками за спиной. Кое-как мы все разместились на грязном полу сарая и стали ждать своей участи. Было жарко и душно. Хотелось пить. Сидя на полу, я привалилась спиной к стене сарая и, стараясь успокоить Сержа, стала напевать ему песенку. Никаких разумных слов для песни в голову не приходило, и я, нараспев, рассказывала ему, что с нами произошло. Текст получался слабенький, но в данной обстановке он помогал мне самой разобраться в случившемся. Я пела: "Нас украли злые люди, увезли на машине, прячут в сарае", – и так далее. Сколько раз я исполнила свою импровизацию, не знаю, но Серж уснул, а вслед за ним задремала и я.

Прошло несколько часов. Сквозь щели сарая было видно, что начинает темнеть. К нам никто не приходил, и мы с Ольгой по очереди начали обследовать сарай, ища путь к побегу. Уже совсем стемнело, когда за стенами сарая затрещали выстрелы. Мы легли на пол, боясь, что пули могут пробить стены сарая. Улучив минуту, я на всякий случай открыла капот фургона, сняла крышку с прерывателя зажигания и бросила ее в угол сарая. Выстрелы продолжались. За шумом стрельбы никто из нас не заметил, как открылась створка ворот сарая, и в нее вошел человек. Он зажег электрический фонарь и закричал, чтобы мы вылезали. Это был Майкл. Помимо фонаря у него в руках был автомат. За ним на пороге появился Дэвид и Алонсо. Когда мы вслед за ними выбрались из сарая, то увидели результаты боя. Двое похитителей лежали на земле, и было ясно, что они уже никогда не встанут. Еще четверо, в наручниках и скованные цепью, сидели у внешней стены сарая. Вокруг них стояло с десяток полицейских. Всех нас, бывших пленников, рассадили по машинам и отвезли в Замок. Желание продолжать светскую жизнь у нас с Ольгой пропало, кажется, навсегда.

На следующий день, когда мы более или менее пришли в себя, Дэвид и Майкл рассказали, как они нашли нас. Оказалось, что моя песенка была совсем не так бессмысленна, как это могло показаться. Сначала наши мужья услышали детский плач, а потом и мой голос. Они поняли, что произошло и немедленно, подняв на ноги полицию, отправились на наши поиски. Разделив полицейских на две группы, Майкл и Дэвид повели их, ища направление максимального сигнала, как это делают при поисках вражеской радиостанции. Наше местонахождение обнаружилось уже через час, но много времени ушло на то, чтобы выбрать удачный момент для нападения на похитителей. Но тонкости операции никого уже не интересовали. Оставшиеся в живых похитители оказались гастролерами, приехавшими из Латинской Америки. Похищая нас, они рассчитывали на крупный выкуп, но вместо этого по приговору суда получили по двадцать лет каторги на урановых рудниках. Их могли бы и повесить. Все белое население ЮАР поддержало бы такой приговор, но страна старалась выглядеть цивилизованной в глазах мирового сообщества.

С тех пор прошло три года. Мы с Ольгой родили еще по одному мальчику. Все эти годы наши дела шли очень успешно. Дети росли здоровыми. Концерн процветал. Наши эксперименты давали отличные результаты. С этим был согласен даже доктор Бернард, единст- венный из посторонних, кто в деталях знал о наших замыслах, целях и результатах экспериментов. Он был посвящен и в тайну чудесного выздоровления г-на Торреса. Г-н Бернард был для всех нас образцом добросовестного ученого и порядочного человека. Он тоже относился к нам с большим уважением. Поэтому мы не удивились, когда он однажды пожаловал к нам вечером весьма взволнованный. Оказалось, что у него в клинике находится юноша с врожденным дефектом сердца. Он давно ждет подходящего донора, но случай до сих пор не представился. Состояние его таково, что он вряд ли доживет до утра. С ним неотлучно находится его мать. У нее тоже неважно с сердцем, так что может случиться не одна смерть, а две.

– Давайте попробуем ваш метод еще на двух безнадежно больных, – закончил он свой невеселый рассказ.

Он привез с собой по пять кубиков крови из вен обоих пациентов. Рассуждать было некогда. Мы поставили ампулы с кровью в программатор, и через десять минут доктор Бернард уже мчался обратно в клинику. Моя руки после этой процедуры, Майкл произнес, ни к кому не обращаясь: "Ни одно доброе дело не остается безнаказанным". Никто не обратил на эту фразу внимания. Мы с нетерпением и страхом ждали результата. Больной не умер в эту ночь. Не умер он и в следующую. На пятый день доктор Бернард сообщил нам о первых признаках улучшения состояния больного, а через месяц уже было ясно, что он идет на поправку. Его мать тоже демонстрировала все признаки улучшения состояния.

Еще раз мы применили свой метод на людях в чрезвычайной ситуации. С обрыва сорвался школьный автобус. В нем, к счастью, было немного пассажиров – восемь чернокожих детей местной интеллигенции. Водитель погиб. Детей с тяжелыми травмами привезли в больницу. И снова доктор Бернард, который не имел к этой больнице никакого отношения, обратился к нам за помощью, призывая к милосердию. В больнице мало чем могли им помочь. Двоих детей доктор взял в свою клинику. Троих взяли мы. Остальным помочь не мог уже никто. И снова отличный результат – нереальный, просто фантастический. В этот раз Майкл не произнес ни слова.

Но на фоне всех этих успехов на нас надвигались проблемы, которые требовали от нас радикальных решений и не менее радикальных изменений в собственной жизни. Хотели мы того или не хотели, но надо было покидать эту страну. Шло уже последнее десятилетие двадцатого века. Как и предполагал г-н Торрес, под давлением мировой общественности в 1990 году Нельсон Мандела триумфатором вышел из тюрьмы, проведя в ней почти двадцать три года, и был удостоен Нобелевской премии мира. Апартеид не кончился, но дал глубокую трещину. В стране начинался хаос. К власти рвались противоборствующие кланы и группировки. В городе, где и раньше было неспокойно, бесчинствующая молодежь нападала на белых, грабила их магазины и мелкие предприятия. В этих условиях, конечно, можно было отсидеться в нашем Замке, благо он и был предназначен для этого. Но надо было давать образование детям, а это-то как раз здесь было невозможно. Но была еще одна проблема, которую наши мужчины постоянно обсуждали между собой и с нами. То, что было создано ими – телепатия, производство продуктов питания практически из ничего, регенерация разрушенных органов живого организма – все это либо требовало выхода в большой мир, чтобы стать частью его культуры, либо надо было прекращать работы, прятать результаты до лучших времен или навсегда.