Дин Кунц - Интерлюдия Томаса

Ему не требуется овладевать этими людьми, чтобы заставить делать то, что ему нужно. Сколько бы ни было членов семьи Хармони – шесть больших домов, заполненных ими, определённо, их не меньше тридцати, скорее всего, сорок или больше – кукловод может объявить им, что требуется выступить против моего побега. Они подчинятся от страха того, что оно будет перескакивать между ними от одного к другому, уродуя или убивая случайным образом, чтобы наказать за малейшую мысль о сопротивлении. Если они любят друг друга, никто не сбежит и не позволит неизвестному количеству других быть убитыми в отмщение за тех, кто убегает. Свобода такой ценой – совсем не свобода, а нескончаемое шоссе из чувства вины, с которого невозможно сбежать, разве только, покончив с собой.

Они будут охотиться за мной, и я буду вынужден сбежать с Аннамарией или убить их всех. Я не могу взять на себя столько убийств, или даже убить одного из них. В десятизарядном магазине моего пистолета находится всего лишь семь патронов. Но недостаток боеприпасов – не то, что мешает мне пробить свой путь из "Уголка". Меня сдерживают моё прошлое и моё будущее. Под прошлым я имею в виду мои потери, а под будущим – надежду на возвращение потерянного.

Учитывая рассвет, начавшийся всего лишь несколько минут назад, я не могу представить себе какое-либо место для укрытия, так как утренний свет проникает через холмы. Мне необходимо укрыться, потому что мне нужно время на размышления. Перед тем, как понять, что делаю, я обнаруживаю себя бегущим через тёмный луг к изрытой колеями дороге, засыпанной разломанными ракушками.

В отсутствие луны, океан чёрный, как нефть, и пена у разбивающегося прибоя сейчас грибково-серая, как мыльный раствор, в котором мыли и мыли грязные руки. Пляж освещён звёздами, и хотя изгибы галактики над головой содержат такое большое количество солнц, сколько песчинок на побережье, эта прибрежная полоса освещается как лишённое блеска серебро, от нашей Земли, вращающейся вдали от звёзд и становящейся всё дальше с каждой ночью, они слишком далеки.

Когда я достигаю края немощёной дороги, осколки раковин под ногами скользят со звуком, похожим на разбросанные монеты пиратского сокровища, неожиданно она мчится за мной, преследуя меня от дома. Без лунной подсветки её флаг из волос менее яркий, чем прежде, но она, определённо, тот светловолосый ребёнок, которого я видел мельком ранее, Джоли, дочь Ардис. Если раньше она преследовала меня до дома и затем слышала мой разговор со своей мамой на крыльце, то это объясняет, почему когда она пробегает, то говорит мне, как будто я её закоренелый заговорщик:

– За мной! Быстро!

Джоли – тень, но быстрая как свет, и несмотря на то, что бежит далеко впереди, она останавливается, чтобы подождать возле входного отверстия большой водопропускной трубы.

Когда я подбегаю туда, то слышу мужчину, кричащего не с пляжа, расположенного за мной, а, возможно, а со стороны домов, которые стоят на высоте в десять футов над уровнем моря, а другой мужчина отвечает ему. Их слова искажаются из-за расстояния и звуков моего грохочущего сердца и быстрого дыхания, но их значение всё же ясно. Эти люди – на охоте.

Я также слышу двигатель какого-то автомобиля, наверное, внедорожника или большого пикапа. Откуда-то сверху и дальше от моря свет вспыхивает ярко, гаснет, усиливается снова и проносится по насыпи, над нашими головами, двигаясь с севера к югу. Прожектор. Прикреплённый к автомобилю.

Кукловод может управлять этой армией с потрясающей скоростью, потому что ему не требуется телефон. И, возможно, ему не требуется овладевать своими подданными одним за другим, чтобы сообщить об угрозе, которую я представляю. Возможно, он способен транслировать распоряжения им всем одновременно – тем, кто не вынужден подчиняться – как они вынуждены, когда их угнетатель входит непосредственно в одного из них – но они всё равно подчиняются, потому что последствия неповиновения столь ужасны.

Джоли говорит:

– Держись рядом со мной. Пока мы не можем рисковать, освещая дорогу, а путь очень тёмный.

Её рука маленькая и тонкая в моей, но сильная.

Мы проталкиваемся через нависающие ползучие растения. Холодные липкие пресмыкающиеся, которые вызывают в моём сознании странное изображение мёртвых змей, качающиеся в голове бездыханной Медузы [49] Горгона Медуза (точнее, Медуса, др.-греч. — «стражник, защитница, повелительница») — наиболее известная из сестёр горгон из греческой мифологии, чудовище с женским лицом и змеями вместо волос. Её взгляд обращал человека в камень. Была убита Персеем. Упомянута в «Одиссее». .

Как и прежде, дренажный туннель тёмный, как мир слепого, и он почти бесшумный, как жизнь человека, лишённого слуха. Резиновые подошвы нашей обуви не извлекают много шума из бетонной трубы. На полу нет воды, по которой мы могли бы шлёпать, как нет и обломков, вымытых сюда, которые могли бы хрустеть под ногами. Если вредители делят эту темноту с нами, они такие же бесшумные, как крысы, крадущиеся сквозь сны.

Воздух прохладный и чистый. В водостоке, даже такого размера, особенно в сезон дождей, который идёт сейчас, я ожидаю, по меньшей мере, слабые запахи плесени и грибных спор, время от времени вонь застоявшихся лужиц, покрытых скользкими водорослями, душок осадка, выветривающегося из бетона. Отсутствие запаха этого места дезориентирует не меньше, чем чернота повсюду вокруг.

Мы придерживаемся центра, нижней части закруглённого прохода, а значит, девочка не нащупывает путь вдоль стены. Продолжает движение с уверенностью, совершенно не колеблясь, идёт обычным шагом, как будто знает, что впереди нет препятствий, как будто бы всё, что ей требуется для того, чтобы найти путь – наклонная поверхность пола под ногами и приметы, настолько незаметные, что только она может их почувствовать.

Я раньше уже бывал в местах без света, менее доброжелательных, чем это и наполненных опасностями, в которых я вынужден был ползти и продвигаться на ощупь руками. Несмотря на то, что в этой огромной трубе чистый воздух и, кажется, нет смертельных угроз, я нахожу её неизмеримо более беспокоящей, чем любое предыдущее тёмное место из тех, которые я когда-либо знал.

С каждым шагом мои нервы накаляются всё больше, шлифуясь шёлковой темнотой, измученные тишиной, и то, что болтается у меня в животе, ползёт вверх и вниз по позвоночнику.

Остановившись и крепко держа за руку девочку, я спрашиваю:

– Куда мы идём?

Она шепчет:

– Ш-ш-ш-ш. Голоса разносятся по трубе. Если они слушают у выхода, то, возможно, услышат. И ещё я считаю шаги, так что не сбивай меня.

Я бросаю взгляд назад, но безлунная ночь всё ещё дожидается рассвета. Из-за того, что не могу увидеть забитый растительностью выход, я не могу оценить, как далеко мы прошли.