Артур Кларк - Последняя теорема

— Но почему? Почему я должен с ним порвать именно сейчас?

— Тут у меня нет выбора, — сказал отец. — Я главный жрец храма и обязан надлежащим образом исполнять свои обязанности, а этот вопрос вызывает пересуды. — Он вздохнул и добавил: — Ты воспитан порядочным человеком, для тебя верность не пустой звук. Меня не удивляет, что ты заступаешься за друга. Я лишь надеялся на то, что ты сохранишь и верность своему отцу, но это, видимо, невозможно. — Он покачал головой, встал и посмотрел на сына. — Ранджит, вынужден сказать, что сейчас я не могу принять тебя в моем доме. Монахи найдут тебе место для ночлега. Если все же согласишься прекратить свои отношения с Бандарой, позвони мне или напиши об этом. А до тех пор у нас с тобой нет причин видеться.

Отец отвернулся и пошел прочь. Ранджита охватила жуткая тоска…

Пожалуй, в причинах этого настроения стоит разобраться. Конечно, Ранджит ужасно расстроился из-за того, что между ним и любимым отцом вдруг пролегла пропасть. Однако в своем поведении юноша не видел ничего предосудительного. Да и как иначе, ведь ему было всего шестнадцать лет…

А в двадцати световых годах от Земли на планете, настолько изуродованной и загрязненной, что просто удивительно, как там вообще смогла сохраниться хоть какая-то жизнь, обитали очень странные существа, известные под названием полуторки.

Полуторки ждали приказа к выступлению — и приказа неизбежного — от своих хозяев, великих галактов. Ожидание это не могло не породить вопрос в коллективном разуме расы: сколько им осталось жить?

Похоже, что недолго. Они уже заметили грозные вспышки на Земле, после чего мимо их планеты пронеслись волны фотонов. Полуторки хорошо знали, когда именно эти волны доберутся до великих галактов.

А главное, они знали, как отреагируют на это повелители. И потому каждый из полуторок дрожал от страха под своими доспехами.

У этих существ оставалась одна-единственная надежда. Быть может, удастся осуществить все, чего от них потребуют великие галакты, и когда приказ будет выполнен, останется достаточно живых, чтобы сохранилась раса.

В том году первые месяцы, проведенные в университете, были для Ранджита Субраманьяна лучше любых каникул. Но конечно, не из-за занятий как таковых. Занятия оставались скучными, но они занимали лишь несколько часов в день; все же остальное время Ранджит и Гамини проводили как хотели. Они изучали большой оживленный город, побывав во всех его уголках, от слоновьего приюта Пиннавела и зоопарка Дехивала до крикет-клуба и десятка менее солидных заведений. Гамини, конечно, прожил в Коломбо б о льшую часть жизни. Он не раз бывал во всех этих местах, и не только в этих, но с Ранджитом попадал туда словно впервые. Юноши даже заглянули в несколько музеев и два-три театра. Это обошлось им не слишком дорого, поскольку у родителей Гамини были сезонные абонементы на все городские культурные мероприятия. По крайней мере, на все приличные мероприятия; менее же приличные действа юноши отыскивали сами. В Коломбо было полным-полно кафе, тодди-баров и казино, из-за которых город получил прозвище Лас-Вегас Индийского океана. Юноши, естественно, побывали и в казино, но их не слишком интересовали азартные игры, да и алкоголя для поднятия настроения требовалось немного. Хорошее настроение было им дано природой.

Как правило, они встречались за обедом в студенческой столовой, едва заканчивались утренние занятия. Общих предметов, увы, у них не было, поскольку Гамини-старший настоял на том, чтобы сын отдал предпочтение юриспруденции и управлению.

Когда у друзей не было времени для городских прогулок по городу, они почти с таким же интересом бродили по университетскому кампусу. И довольно скоро обнаружили неохраняемый служебный вход в буфет медицинского факультета. Богатый запас сластей и разнообразных безалкогольных напитков, что и говорить, заманчивая цель. К сожалению, не представлялось возможным добраться до этого изобилия, потому что в буфете всегда было полным-полно студентов.

Еще Гамини узнал, как можно через вентиляционную решетку подглядывать за девушками в раздевалке спортзала. Этому занятию он предавался с большой охотой, что немного удивило Ранджита. А в недостроенном и, по-видимому, заброшенном здании на Квинс-роуд друзья обнаружили настоящее сокровище. Судя по обшарпанному стенду, торчавшему рядом со стройкой, здание предназначалось для факультета местного права и было заложено еще в ту пору, когда правительство протягивало оливковые ветви мира не только тамилам, но и мусульманам, и христианам, и иудеям.

Здание было почти достроено, но множество кабинетов и аудиторий остались неотделанными и необставленными. Гораздо лучше выглядела библиотека, в ней даже книги имелись. Гамини немного разбирался в арабском (отец в детстве заставил его освоить азы этого языка); он сказал, что на стеллажах с одной стороны собрана литература, предназначенная для суннитов, а на другой — для шиитов. Книги для суннитов принадлежали перу таких авторов, как Ханафи, Малики и Ханбали, а шиитские большей частью посвящались Джаафари. [2] Ибрагим аль Джаафари (р. 1947) — иракский политический деятель, премьер-министр страны с апреля 2005 по апрель 2006 г. Между рядами стеллажей в небольшой нише стояли два компьютера.

Безлюдное здание неудержимо влекло к себе друзей, оно словно призывало воспользоваться всеми таившимися внутри его благами. И друзья поддались соблазну. В скором времени они обнаружили приемную — пусть плоховато, но обставленную. Стол секретаря был изготовлен из фанеры, а вдоль стены стояли раскладные стулья, такие можно увидеть в похоронных бюро. Но не приемная оказалась самой интересной находкой Гамини и Ранджита. На фанерном столе рядом с закипавшим электрическим чайником и обернутым в фольгу пластиковым контейнером с чьим-то завтраком лежал американский журнал с картинками, посвященный жизни голливудских кинозвезд.

На роль тайного логова друзей здание явно не годилось. Хорошо еще, что никто не застал их здесь. Тихонько посмеиваясь, они поспешили ретироваться.

Изучать новые территории — занятие наиприятнейшее; увы, этого Ранджит не мог сказать об учебе в университете. К концу первого курса он накопил изрядно знаний, вот только почти все они казались ненужными. К примеру, он считал совершенно излишним свое умение спрягать большинство правильных французских глаголов и даже некоторую часть неправильных, таких как etre. [3] «Быть» (фр.). Впрочем, не бывает худа без добра: он получил зачет по французскому, что означало пропуск в следующий учебный год.

Даже ненавистная биология стала почти интересной, когда у столь же ненавистного педагога вдруг закончились лягушки для занятий анатомией и он от теоретических разглагольствований о статистике заболеваемости перешел к обсуждению реальных проблем, освещавшихся городскими СМИ. Статьи, о которых шла речь, рассказывали о новом эпидемическом заболевании чикунгунья, в переводе с суахили — «то, что гнет». Название обязано своим появлением характерной позе человека, скрученного острой болью в суставах. Вирус чикунгуньи, похоже, уже некоторое время существовал, но страдали этой болезнью немногие. А теперь он вдруг появился в огромных количествах и инфицировал кишевших в извечно болотистых местностях москитов вида aedes aegipti. Тысячи людей на Сейшелах и других островах Индийского океана поступали в больницы с сыпью, высокой температурой и страшными болями в суставах… Как напомнил студентам преподаватель биологии, на Шри-Ланке до сих пор хватает болот и луж, являющихся идеальными местами для размножения aedes aegipti. Он не опровергал, но и не отрицал слухи о том, что чинкунгунья мог быть искусственно произведен в лабораториях и использован в качестве биологического оружия, которое каким-то образом попало на острова Индийского океана. Но кем и против кого велась война, он не сказал.