Алексей Волков - Чужие (полная версия)

Опасность нам не угрожала, по-видимому. К поразительному уродству их я пригляделся. Сказывался полнейший упадок сил, непреодолимо клонило ко сну, хотелось лечь и заснуть.

Встревоженно засвистали птицы.

— Тогда тоже?!

— Что? — не понял я.

— Свистали? Пичужки?

— Все время. Но к чему…

— Они и тогда пересвистывались? — нетерпеливо перебил Врагин. — Ни слова не произносили? — Это значит, они!.. — И остальные отзываются… Отойдем… Пока.

Мы сели у первой группы кактусов. Я жевал и сосал кактус, дремал, но заснуть не мог. Врагин строил догадки. Изредка у него срывались отдельные слова: — Эволюция… Ящеры… Другой путь… Но шлемы?..

От лагеря, разорвав знойный воздух, донесся дикий визг, сменился коротким злобным щелканьем и перешел опять в визжащий скрежет и вой, точно работала круглая пила.

Врагин вскочил, застонал и, хромая, побрел к лагерю. Я видел, как он подошел, постоял минут пять, повернулся и пошел обратно.

— В большой ящик вертикально вставлен короткий стержень, на стержне со страшной быстротой вращается туманный шар. Звуки — из ящика. — Он молча сел и задумался.

Пронзительный звук, не смолкая до самого заката, метался по лощине и разносился но пустынным окрестностям.

— Слышите, скоро отлив. Пора! Идем за ужином.

Мы перешли дюну возле сети на кольях. Шесть воткнутых в песок никкелированных прутьев, метра в два длиною, огораживали небольшую круглую площадку, диаметром в три-четыре метра. В центре ее стоял седьмой прут — короче. Густая сеть тончайших паутинных нитей проволоки шелковой вуалью соединяла верхние концы всех семи прутьев между собою.

Возвращаясь, мы несли наловленных крабов, ракушек и сухих чурбаков с берега. Солнце быстро садилось за дюну, косая тень ползла к нам. Тень доползла и до лагеря. Звуки мгновенно замолкли. Костер горел в сгущавшейся тени лощины, и мы хрустели спеченными крабами, когда зашло солнце.

В темноте быстро наступавшей ночи видно было, как торопливо поднялись на дюну пять фигур и исчезли за серым гребнем.

— Видели? Отправились. И заметьте: отлив. Вы говорили, — утром тоже во время отлива ходили. — И носили. — Идем на разведку! Может быть, отчасти и разрешим загадку.

Мы поднялись вблизи кольев.

Во все сгущавшейся темноте внизу перед нами расстилалась знакомая прибрежная полоса. Уже далеко отступившее море оставило лужи воды, полосы ила и тины, скользкие обломки скал, кучи водорослей. Пять черных пятнышек, временами сливаясь в одно, двигались вдали, быстро приближаясь к воде. Прямо, впереди — над низкими, длинными волнами отлива, возвышалась обнаженная морем черная громада, ее бы можно было принять за большую глыбу камня, плоский, но широкий подводный камень, если бы не туда именно направлялись пятеро из лагеря.

— Их затонувший корабль.

— Корабль, да, но их ли? Не наш ли? И груз с нашего корабля, — возразил я.

Через полтора часа, при свете звезд, они подходили снизу, таща тяжелые ноши. Откуда-то сбоку, из-за дюны, выскочил шакал. Наткнувшись на нас, испуганно метнулся прочь и черным шариком, стремглав, покатился вниз, навстречу шедшим. Но ночному воришке не пришлось вторично испугаться. Сверкнула ослепительная вспышка молнии, прогремел удар, загудела земля. Шакал исчез. Нас осыпало песком. Группа, как ни в чем не бывало, продолжала двигаться.

— Вот интересный случай удара молнией. — Врагин взглянул вверх. — И угораздило же беднягу! Не повезло.

Они молча прошли мимо, не проронив ни звука. Но… ушло пятеро, вернулось шестеро. Обсуждая это обстоятельство, мы опускались. Я прямо направился к тлевшим углям раздуть огонь. Врагин задумчиво завернул в лагерь и принес оттуда два больших шерстяных одеяла.

— Развязана целая кипа. Не отняли, — лаконически объяснял он. — Возятся с матрацем. Думаю — складная палатка, — закончил Врагин, располагаясь на песке удобнее и завертываясь в одеяло.

Перевернувшись, через полчаса на другой бок, я успел уловить, как на фоне звездного неба над соседним лагерем что-то громадное плотным облаком черного дыма взметнулось вверх и почти мгновенно скрылось в вышине.

Вспышки и мерцания на дюне привлекли мое внимание. Голубые, зеленые, синие искры, вспыхивая, перескакивали между светившимися кольями и танцовали в проволочной сети паутины.

Я разбудил Врагина. Приподнявшись на локтях, мы наблюдали за мерцанием разноцветных огоньков. Врагин поднялся, прошелся, опять опустился на одеяло. Не галлюцинируем ли мы?

Яркий метеор плавно и мягко скользнул по звездному своду, оставляя длинный дымный след. Прямая черта тусклого света медленно таяла.

Внезапно Врагин вскочил.

— Скорее! Туда! К ним! Скорее! Скорее!

Последние слова он бросал уже на бегу. Я побежал за ним, не желая оставлять его одного. Он бежал к лагерю. Стремительное приближение могли счесть за нападение и встретить оружием — хотя бы и палками.

В лагере неторопливо шевелились силуэты. Проснулись ли там предупрежденные часовые или вовсе не спали? Я услышал их странное пересвистывание. За несколько шагов Врагин замедлил бег, и мы подошли шагом. К нашему приходу отнеслись равнодушно, вернее — безразлично.

Но Врагин порывисто схватил руку ближайшего, потом нагнулся, захватил горсть песку и повторил жест урода, разбудившего меня днем своим пристальным взглядом.

Поразительно по эффекту было действие странного жеста!

Под тяжелой ношей я медленно переставлял ноги в сыпучем песке.

Кроме седьмого, поглощенного каким-то занятием у открытого ящика, остальные подняли свист и окружили нас кольцом, разглядывая так, точно сейчас только увидели. Я придвинулся к Врагину, чтобы вместе встретить нападение. Совсем близко придвинулись страшные головы-глаза. Зрачки, из узких щелей раздвинувшиеся в стекла больших карманных часов, отражала и себе пляшущие искорки звезд.

— Они недоброе задумали. — Мой голос осекся. — Ведь это в высшей степени неосторожно… — Я не окончил. Врагин сжал мне плечо и почти закричал от охватившего его возбуждения.

— Вы ошибаетесь. Поймите же, чорт возьми. Они другого, реального, чужого мира. Они так же естественны и нормальны, как мы.

Непоколебимая уверенность звучала в голосе Врагина.

Итак, произошло то, чего могли ожидать, о чем могли мечтать только самые пылкие фантазеры.

С той ночи я знаю, что каждый день и каждый час мы можем ждать гостей из неведомого. И с той ночи я но говорю слова «невозможно».

Их мелодичные, оживленно свистящие голоса, пение, речь, точнее я не умею определить эти звуки, напоминали раздающееся временами у нас в ночной тиши сонное щебетание и свист проснувшейся стаи птиц, случайно потревоженных среди ночи в густой листве дремлющих кустов.