Анна Голоусикова - Мастер своего дела (сборник)

— А если сначала подарить ему букет цветов?

— Кому?

— Ну, мухомору же. Он тогда станет добрый и не будет тебя отравлять, да?

Я медленно, стараясь выиграть время на обдумывание ответа, откладываю в сторону надкушенный бутерброд. Машинально смахиваю крошки со стола. Осторожно интересуюсь:

— Почему ты решила спросить об этом?

— Не знаю, — пожимает плечами девочка. — А зачем влюбленные дарят друг другу цветы? Чтобы задобрить или для красоты?

— Давай ты сначала умоешься, почистишь зубы, оденешься и обуешься — сколько раз тебе говорили не ходить на террасу босиком? И потом, когда приведешь себя в порядок, приходи завтракать — я отвечу на все вопросы.

Мика рассеянно кивает, утаскивает из вазочки абрикос и убегает в дом. Я иду за ней следом и с порога слышу крики. На втором этаже ссорятся.

— Ну, хватит, успокойся, купим тебе новый, — бубнит мистер Кейн, хозяин дома.

— Папа, но мне же его Марк подарил! А теперь эта… эта… — Алиса, старшая сестра, задыхается от возмущения. — Почему она вечно берет мои вещи без спроса? Ничего без присмотра оставить нельзя!

— Ты же обычно запираешь спальню на ключ?

— Да кто же знал, что она так рано вдруг проснется? На пять минут оставила дверь открытой — и пожалуйста!

— Сегодня после работы мы с тобой поедем и выберем точно такой же, как подарил Марк. Тем более, ты вроде не собиралась активировать сет срочно? Хотя бы до вечера дело ждет?

— Ждет…

— Вот и отлично. А теперь извини, я опаздываю. — Мистер Кейн спускается в холл. Смотрится в зеркало, снимает с вешалки плащ и подзывает меня: — У нас непредвиденная ситуация, Кристоф. Мика не пойдет сегодня в школу, вам придется посидеть с ней. Ничего сверхопасного, просто несвоевременная активация чужого сета. Мне не хотелось бы везти ее к психологу сейчас, лучше выждать пару дней, не находите?

Я киваю.

— Как обычно, накормите ее завтраком… потом, может быть, сводите на прогулку — погоду обещали хорошую. Главное, проследите, чтобы она не забила голову какой-нибудь ерундой. Я на вас надеюсь. С меня — лишний выходной в этом месяце и двойная ставка за сегодня. Договорились? Вот и ладненько.

С улицы слышится шорох. Служебный мобиль обычно забирает Говарда Кейна от самого крыльца.

Когда я иду обратно на террасу со стаканом молока и тостами, мимо проносится Алиса. Аккуратно — волосок к волоску — уложенная прическа, бледно-фарфоровое лицо, крепко сжатые губы и шаг, как у манекенщицы на подиуме, — словно вбивая гвозди в паркет. Улыбается мне, легкий кивок, на лице ни тени волнения. Как будто и не она вовсе кричала десять минут назад.

Хотя неудивительно — у Алисы в голове ни капли «глупостей». С одной стороны, для карьеры это прекрасно, но, с другой стороны, в некоторых банальных душевных вопросах она навсегда останется как дитя малое. В самом деле, в двадцать пять лет бегать ко мне, чтобы выяснить «что такое стыдно?», — это слишком. Уж от загрузки морально-ценностного блока я бы на ее месте отказываться не стал…

Мика стремительно допивает молоко, держа стакан обеими руками, облизывает белые усы и выдает очередной гениальный вопрос:

— Крис, а если я полюблю кого-то сильно-сильно, мне обязательно придется выпить яду?

— Нет.

— Тогда надо будет заколоть себя кинжалом?

— Нет, Мика. — Я понимаю, что кто-то еще до завтрака успел добраться до Вильяма нашего Шекспира. Вот ведь, обычно девчонку из-под палки даже с экрана читать не заставишь, а тут сама пролезла в отцовскую библиотеку. Можно сказать, прикоснулась к антиквариату.

После завтрака мы начинаем срочно собираться в парк. Я пресекаю все попытки просочиться мимо меня к компьютеру «хоть на секу-у-ундочку!» и иду следом за Микой до самого порога ее комнаты, следя, чтобы она никуда не свернула. Говорю: «У тебя пять минут на сборы», запираю ее на ключ и направляюсь в библиотеку. Надо же выяснить, что еще она успела прочитать.

Прохожу мимо родительской спальни. Судя по какофонии, доносящейся из-за прикрытой двери, Стелла Кейн сегодня дома. Я громко стучусь, потом заглядываю внутрь. Мама Мики слушает больше пяти звуковых дорожек одновременно — я не умею их считать, нормального слуха на это не хватает — от хип-хопа до тяжелого дума. И дирижирует карандашом в такт эквалайзеру на мониторе, закрыв глаза.

Мне приходится кричать:

— Доброе утро!

— Утро, — отзывается Стелла и делает звук чуть тише. — Как там моя девочка?

В отличие от своей старшей дочери миссис Кейн выглядит неважно. На щеках дорожки от слез, голос дрожит. Уж если кто в доме и волнуется за Мику, то это она.

— Мне так жаль, что я сама не могу… — она постукивает карандашом по столу, пальцы дрожат. — Понимаешь?

— Конечно, понимаю. — Я смотрю на Стеллу и вспоминаю, как десять лет назад сидел с ней на той же террасе за вечерним чаем и отвечал на вопрос: «Почему я люблю мужа?» А потом и на остальные вопросы. — Все будет хорошо. Мика — здоровая и умная девочка, она справится.

Стелла всхлипывает, вытирает глаза тыльной стороной ладони и врубает звук на полную катушку. Я поспешно ретируюсь в коридор.

Книжная «добыча» Мики оказывается не такой уж и великой, к моему облегчению. Спасибо эстетическому вкусу мистера Кейна, у которого в библиотеке большинство томов без суперобложек, да и по названиям романы о любви среди классики отыскать не так-то просто.

Кроме «Ромео и Джульетты» на столе лежат только «Женщина французского лейтенанта» и «Война миров». И если первая грозит мне необходимостью ответов на довольно логичные вопросы в стиле «А почему та тетенька — вне общества? Ее за это нельзя любить?», то дизайнера обложки для уэллсовского романа я готов просто удушить собственными руками. Спрашивается, зачем было изображать влюбленную пару под прицелом треножника? И какие нервы мне теперь понадобятся, чтобы с хорошей миной выдержать град предположений о межвидовых связях людей с инопланетными захватчиками?

Ставя книги обратно на полку, я не могу удержаться от соблазна и на несколько мгновений замираю, проводя подушечками пальцев по кожаным переплетам и вдыхая щекочущий запах пыли. Все-таки газеты для «черных» на бесчувственной глянцевой бумаге — это не то. И пусть к новостным лентам я уже привык… Не сказать, чтобы мне приятно было их читать, но, уменьшив скорость вдвое, я вполне могу воспринимать необходимую часть информации.

А вот книги — это же совсем другое…

Когда меня только выписали из больницы, мама со слезами на глазах отдала для двоюродной сестры сет восприятия, накануне подаренный мне на семилетие. Это было гораздо обиднее, чем, например, отобранная в песочнице игрушка.