Анна Голоусикова - Мастер своего дела (сборник)

Поднявшись на самый верх, старик отворил дверь. Иафет просочился сквозь щель, не давая себя опередить. Больше маяка он любил разве что прогулки у береговой линии. Не зажигая сигнального огня, старик посмотрел в подступившую ночь. Море бесшумно колыхалось у подножья скалы, черными брызгами хватая холодные камни. Луна так раскрасила полоску воды, словно в глубине затаилась огромная светящаяся рыбина. Россыпь звезд глядела на забытый всеми кусок земли холодно и безразлично.

— И все-таки тут очень красиво.

Иафет среагировал на голос, поглядев на хозяина умными глазами. Подъем на маяк дался псу нелегко, и теперь его язык свисал к полу наравне с ушами.

— Что скажешь?

Пес только облизнулся, продолжая пристально смотреть на старика.

— Что же случилось с шаром… Неужели у них там места кончились? Не может ведь быть такого, никак не может.

Но Иафет уже не слушал, он проковылял в затемненную часть башни и стал что-то вынюхивать. Старик улыбнулся и подпалил вязанку дров, сложенную в специальной нише. Затем проверил все зеркала и линзы. Пока огонь нехотя обволакивал дерево, снаружи громыхнуло. Далеко за горбатыми рифами занималось зарево бури. На востоке сразу стало чуть светлее, когда горизонт перечеркнули первые молнии.

— Пойдем, Иафет. Похоже, к нам движется гроза. Плохой сегодня день, очень плохой.

Иафет выполз из темноты, морду покрывал слой паутины. Громко чихнув, он с готовностью выскочил наружу, цокая когтями по каменным ступенькам. Старик еще с минуту смотрел в черноту за стеклом, пока вокруг разгорался сигнальный свет. Увидеть его было некому, маяк лишь притягивал тот улов, за который отвечал старик. И он не сомневался, что завтра утром сети не окажутся пустыми.

— Очень плохой день, — повторил он. Вдалеке отозвались раскаты грома. В месте, откуда приходил шар, по небу размазывались красные вспышки.

Когда на землю упали капли дождя, кругом властвовала ночь. Только маяк ронял в море свет, да едва заметный огонек проглядывал на высоте первого этажа колумбария. Так засыпал этот мир.

Утром старик сидел на прибрежном валуне и наблюдал за тем, как Иафет играет с волнами. Как только вода откатывалась обратно в море, пес с отважным лаем топал следом, но тут же давал деру, спасаясь от новой волны. Отпечатки маленьких лап на песке быстро затапливались и растворялись в соленом потоке. Старик улыбался, хоть и знал, что после таких пробежек Иафет будет отсыпаться минимум до вечера.

В первых сетях обнаружилась только рыба. Старик не стал ее забирать и оставил до следующего раза. Сейчас его интересовало совсем другое. Урны оказались всего в двух крайних сетях — гораздо меньше обычного. Они были совершенно разные: одни напоминали вазы, другие шкатулки, некоторые и вовсе походили на самые натуральные гробницы с крестами и могильными плитами. Объединяли их только наглухо заделанные крышки, чтобы прах не вымыло наружу во время морского путешествия.

Набив уловом мешок, старик побрел наверх мимо занятных каменных скульптур, которые, словно стражники, охраняли проход на скалу. Пасмурное небо выглядело еще печальнее, чем вчера. Старик был почти уверен, что шар не прилетит и сегодня. А может, и вообще никогда.

— Иафет!

Мокрая, грязная, но очень довольная собака перестала терзать водоросли и потащилась за хозяином.

Над крышей кружили черные точки — птицы, будто напоминая, что сперва колумбариями называли голубятни. Теперь же, когда это место стало хранилищем урн с прахом, голуби бывали тут редкими гостями.

Старик прошел единственную жилую комнату и остановился напротив пустых ячеек первого яруса. Ему не нужны были надписи на урнах, он и так мог рассказать все о людях, прибывших на эту перевалочную станцию. Их дальнейшая судьба открывалась ему сразу или через много лет, яркими картинками или полупрозрачными штрихами. Кому-то из них предстояло ждать решения несколько дней, кому-то — века, но так или иначе все уходили либо на шар, либо во впадину. Бесконечные ряды ячеек тянулись во все стороны, превращая стены колумбария в безумную систему окон, за каждым из которых скрывались людские души. Десятки тысяч урн с прахом заполняли хранилище сверху донизу, поднимались под самую крышу и спускались на подземные уровни. Старик-смотритель год за годом раскидывал по свободным местам выловленные в море урны, а за ночь на зов маяка откликались новые умершие. Они стекались к его обители, желая побыстрее преодолеть последний шаг на пути к вечности.

Очередная урна обдала старика волной холода. Он увидел, как все произошло. Девочка лет десяти возвращалась домой из школы в компании подруг. На перекрестке было слишком много машин, и один из водителей решил проскочить на красный свет… Затем перед глазами возникли похороны и заплаканные родители. Улыбающуюся фотографию девочки в углу пересекала черная диагональ. Старик поставил урну в свободную ячейку и поморщился. Дети всегда уходили на шар, но что делать, если он больше не явится? Зато судьба водителя была предельно ясна, и оставалось лишь дождаться урны с его останками. Впадина всегда с удовольствием принимала таких, как он.

Из библиотеки раздался какой-то звук.

— Иафет, ты чего хулиганишь?

Дверь в библиотеку была приоткрыта, и оттуда полз тусклый солнечный свет. Старик переступил через порог и оказался в царстве знаний. Пыльные томики заполняли все вокруг, походя на диковинный ковер, сшитый из книжных корешков. Собаки внутри не оказалось.

— Иафет? — позвал старик.

В комнате было тихо. Слишком тихо даже для такого места. Старик огляделся, но ничего странного не нашел. Все книжки стояли на местах, шуму взяться было неоткуда. Вот только старик не сомневался — что-то гулко ударилось об пол минуту назад.

Иафет практически слился с лежанкой и всем своим видом показывал, что не горит желанием тащиться до впадины. Старик не стал его тормошить, тем более что на улице собирался дождь. Загрузив урны в небольшую деревянную тележку, он вытолкал ее на заросшую чертополохом дорогу. Колеса нехотя скрипнули, старик толкнул чуть сильнее — и тележка сдвинулась с места. Над головой ворчали серые небеса, в воздухе ощущался запах грозы. Теперь на фоне облаков не было видно ни одной птицы.

С силой захлопнулась дверь, и старик, отошедший всего на десяток шагов, врос в землю. Он медленно повернулся к колумбарию, чувствуя усиливающуюся дрожь в руках. На пороге было пусто, здание выглядело как обычно. Из маленьких окон смотрела темнота.

— Ветер, — сказал он себе под нос. — Это ветер.

Старик часто разговаривал сам с собой, просто чтобы не забыть собственный голос. Но сейчас он его не узнал. Слова больше походили на воронье карканье, во рту сразу пересохло.