Гарри Веда - Мозголомка. Сборник рассказов

— Будет сделано, командор. — Экран отключился и ментор снова подкатился к своей любимой панораме. Долго смотрел в одну точку, потом тряхнул большой головой. Да нет, обезьянки глупы. Какого подвоха от них ждать…

Сегодня сотая. Какое число красивое. Древнее, не менее древнее, чем единица.

Ромка никогда не был символистом. Но сегодняшняя цифра его впечатлила. Сотая женщина в жизни. Мог ли он мечтать. Отпраздновать что ли… Но такими подробностями своей увлекательной судьбы он ни с кем не делился. С одной стороны — не хотелось афишировать какие-либо договоренности с пришельцами. Даже если никаких особых договоренностей и нет. С другой стороны — а чем делиться? Хвастовство такого рода вдруг представилось Ромке каким-то мелким ребячеством, допустимым для молодого армейского юриста, но никак не для серьезного государственного мужа. И так ведь предполагается, что все должно быть в порядке с данным вопросом.

Вот и идея отпраздновать, показалась первому помощнику такой же мелкой и недостойной. С сотой и выпьем вина, держа в уме повод.

Роман выполнил поворот совсем без былого лихачества. Тяжелый автомобиль повернулся, как на блюдечке, без крена. Какие перемены… Раньше гравитационный блок ремонтировали раз в месяц. Подвеска не выдерживала агрессивного Ромкиного вождения и блок срывало с опор. Сейчас Роман поймал себя на мысли, что давно не гонял, не крутил спиралей. Да и правила дорожного движения перестал нарушать вовсе. Спокойная езда вкупе с музыкой навевала размышления, это нравилось молодому заму все больше.

Вот и сейчас, мысли роились, цеплялись одна за другую концами, а иногда и без всяких концов, какими-то неуловимыми ассоциациями. Так прав был тогда инопланетный ментор или нет?

Раньше, когда Ромка учился в своей юридической бурсе, для того, чтобы женщина понравилась — она просто должна была быть. Ну, с минимальными корреляциями на нижнюю планку внешности. С течением жизни они все улучшались. Но концепция общения не менялась. Если дама была хоть более-менее хороша собой, паренек принимался исполнять суслика, как он это называл. Процесс прыжков на задних лапках вокруг самки человеческого рода выполнялся неизменно и столько, сколько хотелось главному призу, а как иначе?…

И все отношения с женщинами почему-то строились именно так. Танец и угождение.

После, когда Ромка занял высокий пост, количество женщин вокруг резко выросло. Резко выросло и их качество. Изменился ли процесс? С теми, перед кем суслика исполнять было не нужно, стало как-то неинтересно, даже на одну ночь. Суслик продолжал присутствовать в жизни. Правда, он возмужал, лапки окрепли, шерстка залоснилась и танец стал более изощренным.

Теперь, по прошествии трех месяцев программы триста шестьдесят пять, Роман вспоминал себя с удивлением.

Какие цели он преследовал? Секс? Наверное — да… Но не только. Хотелось понравиться? Запомниться? Чтобы думала только о нем? И суслик прыгал, прыгал, прыгал…

И те из них, перед кем мыша пританцовывала особенно рьяно, обращали грызуна в оружие управления. С каждым па танца Ромка все больше терял контроль, отдаваясь во власть новой владелицы.

Он запутывался в лапках и падал к ногам прекрасной и восхитительной змеи. Потом, когда укусы зарастали — вечная итерация жизни продолжалась.

И вот, три месяца, как суслик спал в своей норе. И Ромке это нравилось. Ему нравилось неожиданное ощущение власти, появившееся над женщинами. Не теми, что приходили к нему вечерами. Другими, из дневной жизни.

Он переигрывал их во всех вопросах. Живой ум и динамичная натура не оставляли оппоненткам ни единого шанса. Их главное оружие больше не действовало. Не действовали кокетливые взгляды. Открытые плечи и красивые ножки вызывали эстетическое восхищение, но и только. Ромка под них больше не подстраивался, не менял решений под действием женских чар. Не следил за их настроением, не пытался предугадать желания. Просто гнул свою линию. А поскольку область для изгиба прямой была связанна исключительно с профессиональной деятельностью и дружеским общением — прогресс был на лицо.

Роман начал менять систему. Он упорядочивал вертикаль власти патрона. Тонко подавал нужные кадровые перестановки, убирал женщин со всех более-менее ответственных постов. Убирал мужчин, чересчур зависящих от мнения своих жен. Исключал фрустрирующих бабников, которые гонялись за любой юбкой в тщетной надежде что-то доказать то ли себе, то ли дамам, то ли всему свету.

Мы тут выстроим четвертый рим, нах.

— Докладываю. Альфа завербован. Сейчас его станция подторможена, чтобы время у него быстрей текло. Пусть осмысляет. При следующем цикле включения-выключения он будет все помнить и мы продолжим эксперименты. Будем учиться вступать при помощи Альфы в контакт с другими виртуальными личностями.

— Молодец, Ромка. — Главный пребывал в исключительно хорошем расположении духа.

— Как любит повторять Альфа — служу советскому союзу.

— А что это значит?

— Речевка какая-то…

Роман помолчал. Горькая пилюля тоже есть.

— Сергей Михайлович, мне кажется, пришельцы что-то заподозрили.

Центурион замер и Ромка увидел, как забегали его испуганные глазки.

— Ты точно уверен?

— Они агентурно общаются с подставой, которая мотается домой вместо основных сотрудников.

— И что это означает?

— Судя по всему — заинтересовались нашей научной активностью. Но тот факт, что они агентурят по подставе, говорит — нифига толком они не знают. Усилим меры предосторожности… Пронесет, мы фартовые.

Главный неуверенно хмыкнул. Не хватало еще пирогов…

— Рома… — неожиданно сказал патрон. — Черенкова будем снимать.

Первый зам медленно поднял голову и долго-долго смотрел на Сергея Михайловича. Тот не выдержал, опустил глаза.

— Не спорь… Так нужно… — пробормотал Центурион еще более неуверенно.

— Кому нужно?

— Есть решения, которые принимаются с высоты опыта… Ты таким опытом еще не обладаешь… Пойми…

Рома неотрывно следил за шефом.

— Я не буду ничего понимать. Без Черенкова я вести "Сердце" не буду. Захотите и меня уволить — пожалуйста. Без меня "Сердце" не забьется. И вы это знаете.

Главный попытался суматошно возразить, но Ромка перебил его совсем не по-уставному.

— Сергей Михайлович, я вас очень уважаю, но мнения не изменю. Разрешите идти?

Центурион щенячьими глазами поглядел на сгорбившуюся Ромкину фигуру и махнул рукой:

— Да иди… Чего уж там… Работай… И меры предосторожности усиль.

— Есть. — Зам щелкнул своими модельными туфлями и мягко прикрыл дверь.

Она унесла сознание сразу, с первого поцелуя. Ощущения начались с точки касания влажных губ, а потом стремительно принялись развиваться в сторону горнолыжного слалома, когда бедный дух мечется по своей клетке, из-под груди уходя в пятки через живот, увлекая за собой все подряд. Шаровая молния согрела бедра и Ромка бился вокруг этой сладкой энергии. Она рвалась через его чресла, пульсировала в каком-то рваном и непонятном ритме, но увлекательном, настолько завораживающем, что казалось, останови этот танец и непременно умрешь. В те мгновения, когда ритм останавливался, сердце замирало тоже, пропускало такты, дыхание прерывалось, но танец увлекал вновь и жизнь возвращалась.