Ольга Макарова - Б.В.Г

По небу летели настоящие острова — осколки пепельного купола, — а по земле ползли их гигантские тени. В этом было что-то величественное, особенно в такой день. Дни, такие, как этот, называли днями парада островов. В небе вместо мусора и пепельных ошметков появлялись вдруг настоящие острова. Порой их было так много, что они напоминали о куполе с солнечными трещинками не ярче обычных звезд. Серые громады выплывали из-за горизонта и, неспешно проходя свой путь по небу, скрывались где-то за морем…

Они сидели на крыше полуразвалившегося довоенного коттеджа, двое мальчишек среди хлипкого грязного снега, подтаявшего на солнце до состояния каши-размазни. Один года на два постарше; невысокий, тонкий; тускло-карие глаза с короткими, похожими на щетину светлыми ресницами, глядящие из-под копны спутанных белобрысых волос. Второй выше и крепче; стрижка ежиком, волосы цвета воронового крыла; непостоянный, от синего до зеленовато-синего(цвета морской волны) цвет глаз.

Сидели, скрестив ноги. Хрупкие подростки, утонувшие в отцовских одеждах и ботах, длинные шнурки которых мокли в талом снегу. Брошенные рядом тощие рюкзаки, и два ружьишка, сложенные на сухих досках бережно и надежно. Пушки модели «Бальзак», послевоенной модели — сейчас уже никто не даст детям настоящего довоенного оружия, — оно хорошее, да, но его почти не осталось, на летних землях, по крайней мере.

Двое завороженно следили за парадом островов… Мих и Дар.

— Они, наверно, на нас смотрят… — задумчиво сказал первый, Мих.

— Кто? — оживился Дар.

— Народ на островах, — ни тени сомнения в голосе мальчишки.

— Думаешь, там живет кто? — Дар, щурясь на солнце, снова посмотрел в небо, исследуя взглядом край ближайшего острова. — Это ж, в общем-то, не остров: так, пепельное облако. Не, человек бы просто провалился через такой остров.

— Кто тебе сказал, что там люди? — Мих повел рукой по воздуху. — В мире полно других существ, кроме людей. Те, которые на островах, почти ничего не весят.

— Ну это другое дело, — охотно согласился Дар, — я бы тоже не прочь жить на островах. Всю жизнь путешествовать по миру… здорово…

— Твое место здесь, — мягко сказал Мих. Дар улыбнулся, положив руку ему на плечо…

Они были родственники, но дальние, — так, седьмая вода на киселе. Зато по духу это были ну просто родные братья. Про них говорили: «Не от мира сего». Никто никогда не видел их среди клановских мальчишек, — они не состояли в этой их детской системе, иерархии главарей, изгоев и банд.

Их мало интересовало оружие. Дар стрелял отлично, но относился к стрельбе скорее как к веселому соревнованию в меткости; стрелял по спичкам, «навскидку и влет», на звук с закрытыми глазами… Мих по спичкам не стрелял, потому что просто с трудом видел на несколько шагов впереди себя, зато на звук стрелял куда лучше Дара(снайперский эталон — попасть без оптического прицела в бегущую крысу с 50 шагов — для Миха проблемой не был)… но зазвать их в патруль или какой небольшой набег на одно из местных полудиких племен (детишки это любят) — невозможно. На их руках не было крови. Они остались детьми в свои тринадцать и 15, тогда как некоторые их сверстники уже заводили семьи… И, ясно, как божий день, в 18 лет солдат их них не получится, зато в местном «университете» прибавится двое ученых.

Отец Миха — Ив — сначала говорил, что не перенесет такого позора, но после двухчасового разговора с Рон, матерью Дара(она, кстати, и основала «университет»), смирился и махнул на старшего сына рукой. В конце концов, у него было еще двое сыновей и дочь, так что Мих не слишком сильно подпортит семейную репутацию. Что до отца Дара, которым был небезызвестный Дан, то он не смирился до сих пор. В итоге, стоило этим двоим оказаться дома в одно и то же время, непременно разгорался грандиозный скандал. Когда однажды дошло до кулаков, Дар, спокойный, как удав, шагнул в сторону, и его отец разбил кулак о стену. Матери Дар об этом не рассказал, Дан тем более молчал, как партизан… В итоге данный метод воспитания больше не применялся, но конфликт не был исчерпан. Поэтому, когда Дан видел сына не на стрельбище, а за книжкой или вот где-нибудь на крыше, беседующим с Михом о смысле жизни… ну, нетрудно представить, что творилось в сердце профессионального воина… Смирится Дану было сложнее, чем Иву, — ведь Дар был его единственный ребенок…

…Они бежали по хлюпающему под сапогами снегу, две маленькие фигурки, затерявшиеся среди бесконечного пространства, ровного, как бильярдный стол, полинялый и больше желтый, чем зеленый, с чахлыми кустиками сорной травы, выглядывающими из-под снега.

Тень острова было не догнать, — она беспрепятственно убегала вперед, и поэтому двое сбавили скорость, и погоня превратилась в пробежку. Раскрасневшиеся, веселые, они просто бежали, впитывая в себя дыхание пустынного мира; равнины, открытой всем ветрам, талого снега, согретого солнцем ветра, теплого почти по-весеннему… Рюкзаки подпрыгивали на плечах, а ружья… они мешали бежать…

Такое ощущение, что меня сбросили вниз, на землю…

Я придушил будильник; дрожа от холода в нетопленой квартире, нашел под кроватью носки, натянул трико и поплелся на кухню. Пока я варил кофе, мои мысли прояснились, и я почувствовал, как душа заполняется кипятком…

Много лет я не видел снов. И никогда не видел таких реальных, как этот. И никогда они не выворачивали мою душу наизнанку…

Я смотрел с высоты на желтую, запятнанную снегом равнину, которая плыла подо мной; по которой ползла моя огромная бесформенная тень. Я был всем, расстояние для меня не существовало, поэтому увидеть вблизи двоих мальчишек на крыше какой-то развалины для меня было проще простого…

Я чувствовал на невидимом себе пристальный взгляд первого, но на него я не смотрел. Я смотрел на того, кто сидел с ним рядом.

Тринадцатилетний. И хрупкие несовершенные черты, почти в точности повторяющие мои. Мой смех; неокрепший, но похожий на мой, голос… И что-то чужое, но одновременно такое знакомое.

…все поплыло, и вот я снова где-то среди пугливых белых облаков, и внизу по желто-белой бесконечности бегут две едва различимые фигурки, пытаясь догнать мою тень…

…Поймал себя на мысли, что час уже сижу над чашкой остывшего кофе. Мальчишка не шел из головы…