Дмитрий Володихин - Мастер побега

– Козел, ну до чего же ты пенек! Ты ж, брат, вообще ни о чем, кроме баб, не думаешь, вот сучий огурчик-то выискался, – нравоучительно заметил Толстый.

– Ну а чё? – возразил Козел. – Как на войне о бабах не думать? Война – она ж, массаракш, какая: жратвы мало, работы много, а баб нет совсем. Как тюрьма, только еще и пристрелить могут. И я не буду думать о бабах? Может, еще брому мне пропишешь, праведник?

Они стояли в батальонном строю, и справа, в нескольких шагах, комроты-2 уныло вперял взгляд в дочерна вытоптанную землю. Молоденький безусый прапорщик, он принял командование ротой, когда там было аж тридцать человек, восьмиствольные минометы, истребительно-противотанковые ружья, пулеметы… Это было десять дней назад. Теперь у него осталось четыре бойца и один пулемет. Трофейный. А на лице застыла маска печального удивления: «Как же так? За что оно так со мной?»

Рядом с прапорщиком вытягивался во фрунт последний новобранец батальона Его сделали знаменщиком, и над его головой вяло колыхался батальонный штандарт, столь давно не стиранный, что грязные разводы даже на расстоянии плевка не позволяли различить императорский вензель, рысь, вытянувшуюся в прыжке, и номер части. Знаменщик изумленно пялился: как можно при офицере, прямо в строю, громко трепаться о бабах?! Но комроты-2 вот уже несколько дней ни до чего не было дела. Он пребывал в угрюмой прострации от рассвета до заката.

– Козел, а если баба не стильная, не красивая и не привлекательная, выходит, нет у нее никаких достоинств? – вяло поинтересовался Рэм.

– Нет бабы без достоинств, просто одна баба о-го-го, а другая – ну, типа «все остальные».

– Ну и вот если она вся остальная, какой в ней толк?

– Тогда уж либо пусть будет очень богатая, либо очень здоровая. Такая здоровая, чтобы жопой орехи колоть можно было. Люблю, ребята, все крупное! Повозиться власть, потолкаться с такой вот шкафовитой…

Толстый заржал – ну, конь и конь. Жеребчина с крупом и копытами.

Фильш свирепо зашипел на обоих:

– Заткнитес-сь! О деле думайте, а не о ш-шашнях с-своих! Дело , товарищ-щи!

– Пошел ты, – примирительно ответил ему Толстый. – Морду бы тебе разбил, да тошнит от активных телодвижений…

Фильш молча плюнул ему на сапог.

– Готовься, дятел. Клюв оторву и в жопу засуну! – Толстый вышел из строя, поискал травешку, нарвал зелени и принялся обтирать сапог.

– А ну-ка в строй, солдат! – велел ему прим-лейтенант, командир первой роты.

Толстый не торопясь, демонстративно не торопясь, дерзко не торопясь, вернулся в шеренгу.

В другое время комроты-1 занялся бы им, но сейчас он нервно расхаживал перед солдатами, борясь с раздражением Его не назначили на место Чачу. Весь батальон читал огорчение на его лице. Весь батальон знал – почему. Весь батальон одобрял Чачу: нечего продвигать по службе пидоров, которые к тому же особенно и не скрываются…

Новый комбат приехал на легковой машине. Чачу отдал приказ на построение и повел новоприбывшего в офицерскую палатку – сдавать дела, а шофер в штабном автомобиле ждал, чтобы отвезти ротмистра на пересыльный пункт. Рядом с машиной стоял батальонный священник, которого переводили из батальонных в бригадные. Священник с голодухи грыз травинку, приветливо улыбаясь солдатам, и кое-кто отвечал ему. Хороший человек. Спокойный, добрый, труса никогда не праздновал. Всегда делился харчами, которые выдавали ему по офицерским нормам… пока не перестали выдавать всему батальону. У ног его лежал невеликий скарб в чемодане и узелке.

– Р-равняйсь! – скомандовал комроты-1.

Чачу и новый комбат наконец-то вышли из палатки.

– Смир-рно!

Батальон привычно выполнил строевую команду. Он все еще подчинялся своим офицерам…

– Господин ротмистр, 202-й истребительный батальон построен для…

– Вольно, прим-лейтенант.

– Батальо-он! Вольно! – переадресовал тот команду солдатам.

Чачу вынул папиросу изо рта, откашлялся, сбил пепел.

– Ну что, медведи, прощаюсь с вами. Вот вам новый командир. – Чачу назвал фамилию капитана, приехавшего ему на смену. – Опытный фронтовик. Не позорьте меня перед ним! А теперь мне осталось только…

Он выбросил папиросу и вскинул ладонь к фуражке, отдавая честь батальону, своим медведям, своим ребятам…

Батальон ответил ему: все как один приняли стойку «смирно».

– Хорошо… Теперь они ваши, капитан.

И Чачу побрел к машине. Забрался на переднее сиденье, сделал священнику знак, мол, ты тоже залезай. Тот принялся устраивать на заднем сиденье чемодан, но сей же час замочек открылся, и из чемоданьей утробы посыпалась одежда, богослужебные предметы, разная мелочь. Священник лихорадочно схватил одну вещь, другую, третью… ему пришлось наклониться и пошарить в траве.

Война – капризная дама. Порой она дарит жизнь и присуждает смерть, следуя логике мелочей… Впоследствии много раз вспоминал Рэм проклятый поповский чемодан. Если бы он не раскрылся столь нелепо, все кончилось бы куда красивее. Ох, насколько лучше все завершилось бы, наверное, если б не дурацкая неисправность дурацкого проржавелого замочка!

Но… война.

Новый командир батальона, усатый карлик, бритый под ноль, сообщил солдатам: позавчера моторизованные части южан глубоко вклинились в оборону императорских… м-м-м… то есть республиканских войск. И если не остановить его вовремя, может произойти катастрофа. Надежда только на них, овеянных боевой славой медведей…

…священник все копался со своим барахлом…

…а потому им, медведям, предстоит вновь доказать высоту своего духа, шагнуть в огонь, слиться с огнем! И в едином строю героев…

– Какая чушь…

…священник нашел наконец потерянную вещь и разогнулся.

– Что? Что ты сказал, рядовой? – переспросил новый комбат.

И воцарилась тишина.

Усатый капитан сделал несколько быстрых шагов и встал перед Фильшем. Так близко, что между их лицами осталось пространства не более чем на ширину ладони.

– Фамилия! Должность! – каркнул капитан.

– Первый номер истребительно-противотанкового расчета… – бойко начал Фильш, но потом запнулся, глянул куда-то в сторону и не по-военному устало произнес: – Все, капитан. Надо как-то кончать с этим…

Новый комбат внимательно смотрел в лицо Фильшу. Тот сначала буровил взглядом воздух, потом – землю под ногами, а затем уставился на самого офицера.

– Неповиновение в условиях боевых действий. Ты у меня дерьмо жрать будешь, солдат, и просить добавки, – спокойно, без нажима сказал коротышка в глаза Фильшу.

Тот не выдержал и заорал что есть мочи:

– Кончилась твоя власть, капитан! Иди на хрен!!!

«Какой идиот! – безнадежно подумал Рэм. – Ну надо же быть таким идиотом…»

Все произошедшее после выкрика Фильша заняло несколько мгновений. Многие просто не успели понять, какая муха укусила хорошо знакомых людей, и даже не сдвинулись с места. Шеренга безмолвно следила за действиями нескольких человек.