Борис Пшеничный - Коридоры сознания

В городе я отметился чуть ли не во всех заведениях, где кормят и поят. Но сюда меня не заносило. Не могло занести. Скрипичный ключ над входом зазывал музыкальную публику. Я же с меломанами не водился, и, по правде говоря, никогда к ним не тянуло. Музыку терплю, но не болтовню о ней. А у этих нотных душ других разговоров не бывает. Сплошное легато, стаккато, бельканто... Пошли они со своим птичьим языком.

Кроме нас, за столиком сидели еще трое: длинноволосый парень в окружении двух остроглазых девиц. При нашем появлении они дружно помахали Ольге. Она ответила одними пальцами. Подошла хозяйка кафе — в белом с бежевым — и тоже по-свойски поприветствовала, назвав мою спутницу по имени.

— Здесь все свои, — шепнула мне Ольга и пояснила: — Через дорогу наша музшкола.

Обрадовалась — свои, а мне-то какая радость? Что, так и будем сидеть — впритык и шептаться? Да и что толку в шептании. Слух у них известно какой. Любое пиано услышат.

Сигналю Ольге глазами: мол, мне здесь не комфорт, пошли-ка отсюда. Она губами вложила в самое ухо: потерпи, скоро уйдут.

И точно. Троица разом поднялась и гуськом мимо нас. Пальчиками помахала.

Ольга посмотрела на часы.

— У них сейчас занятия.

— А у тебя когда? — по наитию спросил я.

Она улыбнулась.

— Не скоро. Я в отпуске.

Я тоже улыбнулся.

—Как интересно!

— О чем ты? — спросила она с улыбкой.

— Об отпуске, — ответил я, улыбаясь.

Мы улыбались дуэтом. Ох, как мы улыбались! Мороз по коже.

— С сегодняшнего дня в отпуске? — уточняю.

— С самого утра.

— На две недели?

— Пока на две. Потом видно будет.

— Я тоже.

— Я в курсе.

Пора было спросить, как ее отпуск связан с моим, и не хочет ли она предложить мне махнуть с ней на море. Куда-нибудь в Крым или Большие Сочи. Спросить не успел. Опередила.

— У меня не очень получается с Федором, а времени мало. Ты знаешь.

Знал я только то, что слышал от Долина. Его беспокоило состояние полковника Севцова. Какие-то переживания, стресс. Но я-то при чем?

— При желании ты мог бы помочь, — продолжала Ольга.

Это мы уже проходили. И с ней, и с папашей. Какое у меня желание, им доподлинно известно. Стоит ли повторяться?

— К тебе просьба. Вернее, предложение.

— Вместе провести отпуск?

— В каком-то смысле — да. Что если тебе перебраться к нам. Недельки две поживешь у нас дома.

Ничего себе предложение! Совсем оборзело семейство. Мало им Федора, в меня вцепились.

Смотрю на Ольгу, что еще скажет. Должна же как-то объяснить, чего я забыл у них в доме. Но она вдруг умолкла. Похоже на очередной трюк. Меня распирает от вопросов, а она молчит. Обхватила чашку двумя руками — пальцы длинные, гибкие — и давай вращать на блюдце. Сосредоточенно, самозабвенно, словно ворожила. Мне даже представилось, что в руках у нее гадальные карты и сама она, как истая гадалка, ловит идущие от колоды магические токи. Готовит себя к общению с запредельным миром. Понятно для чего. Чтобы выведать чужую судьбу.

Что-что, а мотать душу Долины умели. Я не выдержал.

— Итак? — говорю. В смысле — что дальше?

Она оставила чашку, взглянула на часы. Спросила:

— Еще кофе?

Я отказался.

— Тогда пошли. — Сказали так, будто мы все обсудили и обо всем договорились, никаких неясностей не осталось.

— Но... — Я попытался задержать ее. Куда там!

Уже встала из-за столика. Уже у входа. Уже на улице.

— Может, сам доберешься? — предложила, не глядя на меня.

Уже у машины. Уже за рулем. Отъехала.

Моя уязвленная плоть что-то пожелала ей вслед на языке толпы.

И вот опять. Та же история. Я приклеился. Какая-то часть отделилась от меня и увязалась за Ольгой. Физически я оставался на улице под вывеской у входа в кафе и в то же время мчался по городу. Это состояние трудно объяснить. Меня нет в машине, но все вижу. Будто сам за рулем.

Левый поворот. Два квартала прямо. Потом направо и снова налево. Улочки тесные, перекрестки без светофоров, особенно не разгонишься. Рывок, тормоз, рывок... Подумалось: я вожу лучше. От напряжения руки сводит. Не у меня, конечно, у Ольги. Но я каким-то образом чувствую.

Пропустив на переходе пешеходов, машина вывернула на магистраль. Можно давить на акселератор.

Я пока не пробовал говорить. Не уверен, получится ли. Да и боязно. Вдруг Ольга с перепугу рванет баранку. Машины идут сплошным потоком. Вот будет свалка!

— Куда ты теперь? — спрашиваю с обреченностью фаталиста.

И слышу:

— Тебе-то зачем знать?

Обошлось. Никакой свалки.

— Так просто, от балды. Хотел о другом спросить.

— Вот о том и спрашивай.

Ольга меня не видит. Не может видеть. Ведь меня в машине нет. Но разговаривает со мной. Да еще будто знает, о чем я должен говорить,

— Давай высказывайся, — торопит, — а то не успеешь.

— Почему не успею? Разве это только на время?

— А ты как думал? Слабак еще. Долго не продержишься.

— Хочешь сказать, что зависит от меня?

— Опять не о том.

—Хорошо, хорошо, дай только освоиться.

Ольгу я вижу, как в кино. То общим планом — и тогда картинка слегка смазана, плывет. То фрагментарно — крупно и четко, различаю даже поры и волоски на теле. Вот рука на баранке. Янтарный перстень, браслет, родинка на запястье. Кожа неестественно белая. Наверно, из-за контраста — рулевое колесо аспидно-черное. Потом смена кадров, перевожу взгляд на волосы. Ветер, врываясь в машину, ворошит их. С одной стороны, от окна, — приглаживает. С другой стороны — пускает вразлет. Но как, поражаюсь, это мне удается — видеть сразу с двух сторон. А родинка-то, родинка! Она у самой ладони, прижата к рулю. Уж ее-то чтобы разглядеть — рентген нужен.

Дай, думаю, удивлю Ольгу.

— У тебя на левой руке родинка.

— Ну и что?

— Прячешь, а я вижу.

Она мне с подковыркой:

— Поздравляю. Больше ничего не видишь?

— А можно?

— Ты мне надоел. Проваливай!

Скрип тормозов, толчок. Машина застыла у светофора, меня как вышвырнуло. Изображение потускнело, расплылось.

Когда очнулся, какой-то дядька тормошил меня за плечо. Решил, что я до бесчувствия надрался. Со стороны посмотреть — и правда, натуральный алкаш. Едва на ногах, в стену руками уперся, что-то мычу. И все там же. Рядом с кафе.

Пошел я тем же маршрутом, по которому только что катил с Ольгой. Все знакомо, все узнается. Сейчас надо налево. Здесь прямо. Потом правый поворот... Допер до самой магистрали. Убедился: проезжал. И разговор помню. Слово в слово. О чем-то мы не успели договориться. Она торопила: говори, спрашивай. А я тянул, пока не вылетел из машины.

Из уличного автомата позвонил Ольге домой.

— Как добралась?

— Добралась.

— Извини, я был не очень корректен.

— Уже извинила.

— Ты очень рассердилась?

— Прошло. И не надо больше об этом.