Анна Агнич - Полдень, XXI век, 2013 № 01

Вторая — Лялька. У них с Маргой давняя вражда, и теперь уже непонятно, кто побеждает — моя дочь или моя начальница.

— Про его дела тебе что-нибудь сказали? Ну, про дела Олежека?

Значит, он для нее «Олежек». Интересный расклад.

Поняла. Осеклась.

— Жены обычно мало что про дела мужей знают. Особенно бывшие. Любовницы — другой расклад.

— Ревнуешь? — Марга улыбнулась, ступив на твердую почву.

— К прошлому не ревнуют, ревнуют к будущему. Но ты меня удивила.

— Что за жизнь! — она щелкнула зажигалкой. — Только, думаешь, наладилось — и все кувырком!

— Сама проговорилась.

— Я и не скрывала, — Марга была невозмутима. — Олежек давно клинья подбивал, когда еще у вас жила. Сопротивлялась, сколько могла, но потом устала. Он ведь угрожал меня выгнать. А потом взял да и подружку твою привел. Помнишь, как все было?

Если бог хочет наказать, то дает тебе хорошую память. В тот момент, когда Алла вошла в мой дом, меня уже увезли — грязную тушку, скрученную ремнями.

— Мне пришлось уйти. Они были очень рады, кстати. Дочь твоя даже вещей не дала собрать. Выставила на улицу, в чем была. Чего молчишь-то?

— Слушаю.

— Правильно. Слушай.

— И сколько вы уже с ним?

— Какая разница?! Так, время от времени развлекались. Я его пару лет назад снова встретила, — еще щелчок зажигалки. — Былые чувства вспыхнули вновь. Твой муж — сволочь высшей пробы.

— Был.

— Но денег дал. Тебя уговорил. За что ему посмертное человеческое спасибо. И хватит о нем, ладно? — Мелькнул змеиный язычок. — Работаешь с завтрашнего дня, — Марга перешла на деловую волну. — В салон — к десяти. В половине одиннадцатого у тебя запись. Больше не пей. Тебе на сегодня достаточно. Как раз к утру в нужной форме будешь. Мы тебе такой пиар сделаем, будешь в полном шоколаде.

Представила себя в шоколаде. Не сказать, что приятно.

— Может, зря мы это затеяли? Ведь рано или поздно сорвусь. И что ты тогда со мной будешь делать?

— В салоне нарколог есть. Выведет, куда надо. Хочешь — в астрал, хочешь — в нирвану. Для тебя — бесплатно. Бонус от фирмы. Так что не дрейфь. Пара любовных приворотов или что там тебе заказали, и никаких проблем — войдешь во вкус.

На пороге оглянулась — легкая, красивая, грациозная:

— И знаешь что, дорогая? Олежека не жалей. По делам своим получил. Воздалось сволочи.

— По каким делам?

— А то ты не знаешь!

— Он мне про свои дела не рассказывал.

— Странно. Впрочем, теперь неважно. Про дела его забудь. Так, проблемы в бизнесе. Все в прошлом. В последнее время он был совсем никакой. Блеклый, суетный, пить стал. Конечно, не как ты, но без похмелья не обходилось. Деградировал, в общем.

Стопка водки задрожала в руке:

— Марга! Почему не сказала? Я бы ему помогла!

— А что говорить? — она прошлась на каблуках, охорашиваясь. — Чем бы ты ему могла помочь, если себе не можешь? Да и на кой черт он тебе сдался? Даже в постели стал никакой. Так что забудь. Похоронили, и ладно. Перед тобой сейчас совсем другие задачи. Ты же пророчица! Вот и занимайся своим делом!

Впервые я увидела Маргу на лестнице собственного дома. Соплюха, жалась к батарее, согреваясь. От одежды шел пар. Рваные кеды набухли от влаги и пованивали. Вторые сутки дождь.

Учуяв свежий табачный дым, соплюха повела носом:

— Тетенька, дайте закурить. А прикурить?.. Сигареты у вас, тетенька, вкусные.

— Обыкновенные.

— И обыкновенное может быть вкусным.

— Странное заявление для тинэйджера.

— Мне семнадцать, — она зябко повела плечами. — И причем тут возраст? Кто много видел, мало плачет.

— Лопе де Вега.

Она сделала вид, что поняла:

— Ну да, Вега. Вот и дядя Митя то же самое говорил, пока не помер. Он много поговорок знал — образованный. Выпьет и давай из классики шпарить. Король Лир там, Йорик. Шекспира уважал.

— А от чего твой дядя Митя помер? От водки?

— Под поезд сиганул. Афишу увидел и сиганул. Даже не знаю, чего он в той картинке такого разглядел. Афиша как афиша. «Вишневый сад» в новом составе. Чего он взвыл? Стоял и плакал, я его еле оттащила. Неприлично, когда мужчина плачет, правда?

— Так что там с дядей Митей твоим?

— Да ничего, — она закурила еще. — Несколько дней молчал, потом хлопнул для храбрости — и под поезд. Плохая смерть. Грязная. И людей подвел — состав задержали на два часа, пока его с рельсов соскребали. Люди-то причем? Они же деньги потратили на билеты, а тут дядя Митя в роли Анны Карениной.

— Тебе разве не жаль дядю Митю?

— А чего жалеть? Его ж никто под поезд не толкал. И пить не заставлял. Ну, досталась роль другому. Ну? Сам все решил. Только с ним проще было — мужики не приставали, думали, что я с дядей Митей сплю. А как помер, сразу лапать стали. Пришлось уйти из подвала. Подвал хороший, там горячая вода течет, можно помыться, одежду постирать.

— Родители есть?

— Я ими не интересуюсь. Живут и живут. Я давно сама по себе. Вот как школу закончила.

— Как же родители тебя отпустили?

— Я для них — позор. На выпускном выпила немного, с пацанами гулять пошла, они меня и. Очнулась на скамейке возле родного дома. Отчего, думаю, платьице мое белое в алых разводах, трусы порваны? Мать в истерике. Мол, тварь подзаборная. Отцу по барабану, но к истерике присоединился. Так я в институт и не поступила — из дому ушла. Лето — за городом: ягоды, грибы, речка. Осенью — обратно в Питер. А там, дома, замок новый. И мне места как бы нет. Сначала, конечно, помыкалась, потом привыкла, сама по себе. Только кушать иногда хочется.

Именно тогда это и случилось.

Серый столбик пепла — теплый и горький — вместе с алой капелью упал на ступени. Настоящее смирилось перед будущим.

Дар сам рванулся навстречу жертве. Я не стала удерживать. Впервые за много недель почувствовала свое «я» — свободное, живое, пусть и не похожее на других, но живое.

Подобно бутону, пророчество медленно и сладко раскрывалось, сила росла и крепла, легко подчиняя себе все тело. Останови кто в тот момент — убила бы.

Соплюха вздрогнула и застыла. Глаза распахнулись, принимая вторжение.

Есть судьбы, в которые нельзя вмешиваться: сделаешь только хуже. Я и до Марги встречала таких же мытарей — обреченных, искалеченных от рождения и разрушающих все вокруг и, прежде всего, самих себя. Но у этой девочки была особая — обжигающая — сила. Дай ей волю — от мира мало что осталось бы.

Черный клубок, разматывающийся по спирали. Липкие нити. Осторожно их распутала, пытаясь увидеть малейший проблеск света. Ничего. Тьма. Агрессия. Ненависть. Все, к чему прикасалась эта девочка, превращалось в пепел и боль. Цепочка мертвых имен. Я поняла, ЧТО стало с родителями Марги. И ЧТО на самом деле произошло с дядей Митей. И ЧТО могло произойти со мной.