Владимир Осинский - Отпуск на Земле

Гиги открыл глаза, зажмуренные от солнца, и увидел коричнево-черного пожилого дядьку в плавках и капитанской фуражке; в непосредственной близости от Фантазера с планеты Утренний лес описывал неумолимо сужающиеся круги крохотный катерок с красной надписью "Грозный" на белом борту.

- Ладно! Вертаюсь! - весело крикнул Гиги и стремительным кролем поплыл к берегу.

У него вошло в привычку вставать до подъема, чтобы, сбежав по крутым лесенкам и тропинке к выходу из парка, перелезть через забор, ограждающий пляж дома отдыха, заплыть далеко в море без риска услышать неизменные "Не нарушайте!" и "Вертайтесь за буек!". Он все чаще опаздывал на завтрак, вызывая соответствующую реакцию со стороны Вали или Этери.

В восемь вечера был ужин, после него крутили кинофильмы.

Между ужином и киносеансом в небольшом холле играла музыка - это механик включал магнитофон, - и некоторые танцевали.

Однажды в это время Гиги курил на широкой веранде перед входом в холл, беседуя о всякой всячине со знакомыми, которых у него насчитывалось уже довольно много. Увы, наш герой закурил в первый же день пребывания на Земле, после первого же завтрака, случайно оказавшись рядом с одним из отдыхающих и уловив аромат крепкой сигареты. Итак, он увлеченно спорил со своими собеседниками на волнующую тему о том, какой именно теплоход пришвартовался недавно в порту - "Россия" или "Грузия", когда чья- то легкая рука легла ему на плечо, и он ощутил в руке собственной тепло на редкость нежной узкой ладони, и не успел опомниться, как очутился в холле, среди танцующих пар.

Он вдруг обнаружил, что его ноги с неизъяснимой легкостью передвигаются в такт неторопливой мелодии по светлому, разрисованному под паркет пластику; что на свете существуют необыкновенные, воистину чудесные вещи - такие, например, как гибкая, живущая какой-то непостижимой жизнью талия, выражающая под его рукой одновременно полную покорность и совершеннейшую независимость; что щекочущее прикосновение пахнущих апельсином мягких каштановых волос склонившейся к его плечу головки рождает полнейший хаос в мыслях и что, наконец, мерцающие золотые искорки в огромных карих глазах, неподвижно глядящих прямо на него и в то же время словно насквозь, туда, где сливается с черным небом черное ночное море, неизмеримо ярче мириадов звездных миров, встречавших и провожавших его в многочисленных межпланетных полетах.

В зале они сидели рядом, и он шепотом спросил:

- Как вас зовут?

- Натали, - ответила девушка, в свою очередь склонившись к его уху. Он удивился:

- Но почему? Может быть, Наталья? Наташа? Натела?

- Нет, Натали! - упрямо тряхнула она головой. - Так интереснее. - Потом смущенно добавила: - А вообще-то - Натела. Но так мне больше нравится...

Кто-то из сидящих за ними сказал иронически-добродушно:

- Извините, молодые люди, но там, на экране, начали стрелять... Интересно, кто кого?

Гиги Квес проводил Натали-Нателу до ее корпуса, потом долго ходил по слабо освещенным аллеям парка и думал, думал... Но вы глубоко ошибетесь, вообразив, что он думал о девушке. Она просто жила в нем, как живет в человеке непреходящее чувство тихой и светлой радости, открывшейся ему когда-то давным-давно, в детстве или ранней юности, зеленым прозрачным утром, - живет и звучит то еле слышно, то во весь голос.

А думал Гиги вот о чем:

"Неужели они там, на Утреннем лесе, в чем-то ошиблись, готовя меня к отпуску? Но этого не может быть! Такого еще не случалось!.. Почему же я тогда вспомнил, что я не Георгий Квеселава, редакционный художник-ретушер? Почему я все чаще, а сегодня особенно отчетливо, чувствую, что я Гиги Квес, и мне приходится делать усилие, чтобы не выдать себя? Почему я сейчас как воочию вижу Утренний лес и, кажется, даже тоскую о нем?" "...Ну, это понятно, - вступал в разговор Фантазера с самим собой трезвый, рассудительный голос. - Ведь ты вырос там... Здесь ты только в отпуске, это как запрограммированное сновидение, не больше. Еще десяток дней, две с чем-то сотни часов, четырнадцать с половиной тысяч минут - и все кончится, все вернется и пойдет по- прежнему..."

"Но я не хочу! Я вспомнил и полюбил этот мир... Нет, - печально возражал он себе, - я все еще лишь пытаюсь вспомнить и полюбить. Я похож на человека, который ощупью пробирается через погруженную во мрак комнату: руки заменяют мне глаза, я касаюсь предмета - и не могу сразу понять, что это, только догадываюсь, таит эта вещь в себе опасность или она друг мне..."

"О какой опасности ты говоришь? - недоумевающе спрашивал тот, рассудительный. - Ведь на Утреннем лесе это слово давно забыто. Ты не встречался с так называемой "опасностью" ни разу, даже в космосе, даже на самой дикой планете... Ее просто не существует - никакой! Тебя не подстерегают ни смертоносный вирус, ни авария в скафандре, ни нервный шок, вызванный чрезмерно сильным чувствованием. Там, где ты вырос, сформировался, живешь, нет места скуке, разочарованиям, тоске по недостижимому, ибо там царствует Гармония... Так потерпи же немного. Пройдет неделя, чуть больше, и ты вернешься в настоящий мир. А если стало невмоготу, то достаточно лишь решения, четко выраженного желания - и это кончится в ту же секунду... Все предусмотрено, и слово за тобой".

- К черту! - с неожиданной злостью громко сказал он вслух. "Предусмотрено"! "Не грозит"! "Гармония"!.. К чертям собачьим! Я хочу сам разобраться во всем!

Он стремительно шагнул в круг света, очутился у дверей корпуса, в котором жил, и едва не столкнулся с Тамарой Георгиевной.

Должно быть, она слышала последние слова Гиги, потому что погрозила пальцем и сказала нараспев:

- Берегитесь глицинии, мой друг! "Верно, видела, как я танцевал", - без особой, впрочем, досады подумал он и ответил в том же тоне:

- Постараюсь! А вот как это вы решились выйти на прогулку в такой час и одна, без своего повелителя?

Что-то, вероятно, прочла она в его лице и, продолжая шутку, воскликнула:

- Бог ты мой! В самом деле - куда это меня несет?! (Тамара Георгиевна была серьезным человеком, физиком, работала над какой- то важной проблемой, но о работе своей никогда не рассказывала, и Гиги ни о чем не спрашивал: на Земле было неспокойно). - Вот что, - беззаботно предложила женщина, идемте-ка сыграем в нарды. Если вы свободны, конечно.

И он охотно пошел, и они просидели в небольшом холле корпуса до часу ночи. Тамара Георгиевна, лишенная, как она жаловалась, практики, тем не менее выигрывала партию за партией - "брала измором", тщательно отсчитывала пальцем на доске число выпавших очков. Гиги же, достойный партнер отца, экспортировавшего на Утренний лес эту нехитрую увлекательную игру, сражался азартно, как фокстерьер в погоне за кошкой.

Они расстались добрыми друзьями. Наутро Тамара Георгиевна со скрытым лукавством сказала: