Кир Булычёв - «Если», 2002 № 12

Не знаю, существуют ли бутыли с горлышками такого калибра, но штопор меня поразил. Я мгновенно влюбился в нужную мне вещь. Полкило железа. Килограммов пять дерева. И цена — 0.1 коп.

Я щедро бросил на прилавок копейку:

— На все!

Метиска туманно улыбнулась.

— Не могу.

— Почему?

— Штопор только один.

— Ну давайте один.

— Не могу.

— Почему?

— Стоит 0.1 коп. Нет сдачи.

— Не надо сдачи, — повел я рукой.

— Не могу.

— Почему?

— Приедет ревизионная комиссия. Как отчитаюсь?

Я бился с нею часа полтора. Алтайка за прилавком оказалась адептом правды, слепой ее приверженицей. Я предлагал купить сразу все — и телевизор, и холодильник, и велосипед, и даже брезентовый «цветок-подсолнух», но вместе с ними получить штопор, алтайка отвечала одно:

— Нет сдачи.

— Давайте мы помоем полы, вычистим пыль, отремонтируем велосипед, а вы по трудовому соглашению заплатите нам 0.1 коп.

— Не могу.

— Почему?

— Нет права заключать трудовое соглашение.

— Хорошо, — отчаялся я. — Давайте мы подожжем лавку и спасем вас. А вы в виде благодарности…

— Не могу.

В конце концов, мы договорились с ней ждать до конца сезона. Смотришь, там и цены подскочат. Как на дерево, так и на железо.

— Тебе, наверное, и в голову не приходило, как скоро это случится, — ухмыльнулся Аркадий Натанович.

«Рембо: первая кровь».

— «Они первые начали…»

— А журнал фантастики… — сказал Аркадий Натанович. — Есть какое-то шевеление… Невнятное… Существует какой-то шанс… Но кого в главные?.. Сережку Абрамова? Не знаю… Жукова? Я первый против… Дима Биленкин сам не пойдет, ему здоровье дороже… Парнов? Ну, не дай Бог… А Мишка Емцов с ума съехал на религиозной почве…

— Ну почему? Выпивал я с Емцовым.

— Правда? — Аркадий Натанович обрадовался.

Надымили смертельно.

— Коньяк за тобой. Принесешь в следующий раз. Мне, что ли, стоять в очереди?»

Заговорили о монахе Игнатии.

Не могли не заговорить, потому что Камчатка. Это ее вулканы дымят в повести «Извне». Среди них — вулкан Козыревского.

Иван Козыревский (в монашестве Игнатий), упомянутый, как это ни странно, шотландскими профсоюзными поэтами, оказался русским авантюристом. В 1711 году он действительно принимал самое активное участие в убийстве казачьего головы Владимира Атласова. А на северные Курилы (он оказался первым русским на островах) бежал от наказания, а вовсе не из исследовательского интереса. Скорее всего, и в монахи постригся, уходя от наказания.

В 1720 году монах Игнатий в Большерецке на постоялом дворе не ко времени повздорил с каким-то служилым человеком, укорившим его в том, что прежние приказчики на Камчатке пали от его рук. «Даже цареубийцы государствами правят, — ответил дерзкий монах, — а тут великое дело — прикащиков на Камчатке убивать!» Отправляя в Якуцк закованного в железа Игнатия, управитель камчатский писал: «…От него, от монаха Игнатия, на Камчатке в народе великое возмущение. Да и преж сего в убойстве прежних прикащиков Володимера Атласова, Петра Чирикова, Осипа Липкина (Миронова) он был первый».

Но Козыревский выпутался из беды.

Одно время даже замещал архимандрита Феофана в Якутском монастыре.

Только в 1724 году, когда начали ревизовать сибирские дела после казни известного сибирского воеводы Гагарина, воровавшего так сильно, что удивил царя, вновь всплыло дело об убийстве Владимира Атласова. Но Козыревский бежал из-под стражи. И незамедлительно подал в Якутскую приказную избу челобитную, из которой следовало, что-де знает короткий путь до Апонского государства. Даже явился к капитану Берингу, начинавшему свои экспедиции, но ему не понравился. Опасаясь ареста, отправился с казачьим головой Афанасием Шестаковым на северо-восток Азии — «для изыскания новых земель и призыву в подданство немирных иноземцев». На судне «Эверс» спустился вниз по Лене. В случае успеха сулил ему Шестаков новое надежное судно для проведывания Большой земли — Америки. Но потеряв во льдах «Эверс», в 1729 году Игнатий оказался в Якутске, оттуда отправился в Санкт-Петербург.

Судьба монаху благоприятствовала.

В «Санкт-Петербургских ведомостях» от 26 марта 1730 года были отмечены его заслуги в деле «…объясачивания камчадалов и открытия новых земель к югу от Камчатки». Но опять всплыло старое дело об убийстве приказчиков на Камчатке. Убиенный Владимир Атласов не желал оставить злодеяние безнаказанным. И за нечестивого монаха взялись всерьез. По приговору Сената он был «обнажен священства и монашества» и передан в распоряжение Юстиц-коллегии. Последняя в 1732 году определила расстригу казнить смертью.

— Все отребье мирз! — торжествующе сказал Стругацкий. — Кому, как не тебе, написать о брате Игнатии? Ты сколько сапог стоптал на этих островах? Ты даже похож на брата Игнатия — длинный, к авантюрам склонный. Сколько раз Гиша советовал тебе писать о том, что сам видел…

— Я и писал. А где теперь тираж «Великого Краббена»?

— …писать про бичей, про курильских богодулов, про девиц на сайре…

— Я и писал. А где теперь тираж книги «Звездопад»?

— …писать про острова, про путь в Апонию, — он меня не слышал. — Ты же ходил сам по Тихому. Ты до острова Мальтуса чуть не дошел. Читаешь морские карты, таскаешь сорокакилограммовые рюкзаки, умеешь разжечь костер под ливнем. И в рабочих у тебя ходили убивцы…

В самом начале перестройки, когда еще не поменялись цели искусства, готовились к изданию самые разные справочники, посвященные российской фантастике. Правда, в свет вышли немногие единицы. Работая над одним таким справочником, я получил массу биографических сведений от писателей, как признанных, так и совсем молодых. Пространные справки обычно принадлежали самым молодым. Они много и охотно писали о своих замыслах. А одна из самых кратких принадлежала Виктору Колупаеву.

Виктор Колупаев: Родился в 1936 году в поселке Незаметный (ныне город Алдан) Якутской ССР. Окончил Томский политехнический институт по специальности «радиоэлектроника». Работал в различных научных организациях города Томска. В 1976 году принят в Союз писателей СССР.

Книги: «Случится же с человеком такое…» (1972), «Фирменный поезд «Фомич», «Весна света» (1986), «Волевое усилие» (1991). Всего вышло 16 книг (в том числе в США, ГДР, Чехословакии).

Кредо: Хорошо прожил тот, кто прожил незаметно.

Своему кредо Виктор никогда не изменял. Представляя гостей, обычно указывал: «Дмитрий Биленкин, Москва… Геннадий Прашкевич, Новосибирск… Борис Штерн, Киев…» Потом добавлял: «А я Виктор Колупаев, местный житель». Страшно не любил выходить на первый план. И мечта у него была простая: понять, что такое Время и Пространство. В школе, правда, не прочь был совершить кругосветку на паруснике, даже подал документы в Военно-морское училище, но забыл приложить фотографии. В итоге всю жизнь прожил в Томске. С любопытством расспрашивал меня о дальних странах, но сам уже не выражал никакого желания оказаться в Индии или Греции.