Джеймс Блэйлок - «Если», 2002 № 09

— Это Светлый Иной, — сказал я.

— Почему? — удивился Семен.

— У Темного есть масса других способов отказаться от обещания.

Семен подумал, пожевал картофельную соломку и сказал, что да, похоже на то. Но отрицать стопроцентно участие Темных он бы не стал. Потому что и Темные могут дать такую опрометчивую клятву, что ее не обойти. К примеру — поклясться Тьмой, призвать в свидетели изначальную силу. После этого не слишком-то подергаешься.

— Согласен, — сказал я. — И все-таки больше шансов, что прокололся кто-то из наших.

Семен кивнул и ответил:

— Не я.

Я отвел глаза.

— Да ты не переживай, — меланхолично сказал Семен. — Ты правильно мыслишь и все правильно делаешь. Могли и мы проколоться. Мог и я оплошать. Спасибо, что позвал для разговора, а не побежал к начальству… Даю тебе слово, Светлый маг Антон Городецкий, что я не посылал известных тебе писем и не знаю их отправителя.

— Я очень рад, — честно сказал я.

— Уж как я-то рад, — усмехнулся Семен. — Я вот что тебе скажу: провинившийся Иной — большой наглец. Мало того, что Дозоры привлек, еще и Инквизицию впутал. Это надо либо совсем царя в голове не иметь, либо очень хорошо все рассчитать. В первом случае конец ему, а во втором — выпутается. Я ставлю два против одного, что выпутается.

— Семен, выходит, можно обычного человека в Иного превратить? — спросил я. Честность — лучшая политика.

— Не знаю, — Семен покачал головой. — Раньше я считал, что невозможно. Но судя по последним событиям — есть какая-то лазейка. Очень узкая, очень неприятная, но есть.

— Почему неприятная? — зацепился я за его слова.

— Потому что иначе мы бы пользовались ею. Какой плюс, к примеру, президента сделать своим! Да не только президента, всех более или менее влиятельных людей. Было бы приложение к Договору, определяющее порядок инициации, было бы то же самое противостояние, но на новом уровне.

— А я думал, что это совсем запрещено, — признался я. — Встретились высшие, договорились не нарушать баланс… пригрозили друг другу абсолютным оружием…

— Чем? — остолбенел Семен.

— Ну, абсолютным. Помнишь, ты рассказывал про термоядерные бомбы запредельной мощности? Одна у нас, одна у американцев… Наверное, что-то подобное есть и в магии…

Семен захохотал:

— Да ты что, Антон! Нет таких бомб, фантастика это, выдумка! Физику учи! Содержание тяжелой воды в океанах слишком мало для самоподдерживающейся термоядерной реакции!

— Зачем же рассказывал? — растерялся я.

— Мы же всякие байки тогда травили. Я и не думал, что ты поверишь…

— Тьфу на тебя, — пробормотал я, отхлебнул пива. — Между прочим, я после этого ночами плохо спал…

— Нет абсолютного оружия, спи спокойно, — ухмыльнулся Семен.

— Ни настоящего, ни магического. И если допустить, что инициировать обычных людей все-таки возможно, значит, процедура эта крайне трудная, гадостная, с побочными эффектами. В общем — никто мараться не хочет. Ни мы, ни Темные.

— И ты о такой процедуре не знаешь? — еще раз уточнил я.

— Не знаю, — Семен задумался. — Нет, точно не знаю. Открыться людям, приказывать им или, скажем, волонтерами привлекать — это случалось. Но так, чтобы нужного человечка в Иного превратить — никогда не слышал.

Опять тупик.

Я кивнул, мрачно глядя в пивную кружку.

— Ты не напрягайся, — посоветовал Семен. — Одно из двух: либо Иной — дурак, либо очень хитер. В первом случае его найдут Темные или инквизиторы. Во втором — его не найдут, но человека вычислят и отучат желать странного. Вот такие случаи как раз известны…

— Что же мне делать? — спросил я. — Не спорю, пожить в таком забавном месте интересно. Тем более, на казенный счет…

— Вот и живи, — спокойно сказал Семен. — Или гордость взыграла? Хочется всех обскакать и найти предателя?

— Не люблю дела бросать на полпути, — признался я.

Семен засмеялся:

— Я уже лет сто только тем и занимаюсь, что дела на полпути бросаю… Случилось, к примеру, дельце о злоумышленном изведении скота зажиточного крестьянина Беспутнова в Костромской губернии. Ах, какое было дело, Антон! Загадка! Клубок интриг! Падеж магический, но так хитро осуществленный… с наведением порчи через конопляное поле!

— Неужели скот коноплю ест? — невольно заинтересовался я.

— Кто ж ему даст? Из той конопли крестьянин Беспутнов веревку свил. Из веревки — бич, скотину гонять. Через нее порча и перешла. Хитрая пакость, неспешная, обстоятельная. И на сто верст вокруг — ни одного зарегистрированного Иного! Поселился я в той деревеньке, принялся искать злодея…

— Неужели раньше так основательно работали? — поразился я. — Из-за какого-то скота, какого-то крестьянина — внедрение дозорного?

Семен улыбнулся:

— Всяко раньше работали. Сын этого крестьянина был Иным, он и попросил за папу заступиться, тот ведь едва из той веревки петельку не свил… Так вот, поселился я, бирюк — бирюком, хозяйством обзавелся, даже стал под одну вдовушку клинья подбивать. А попутно искал. И понял, что выхожу на след древней ведьмы, очень хорошо замаскированной, ни в каких Дозорах не состоящей и на учете не значащейся. Представляешь, какая интрига? Ведьма, которой лет двести — триста было! Она силы набрала, как маг первого уровня! Вот я и играл в Ната Пинкертона… искал… звать на помощь высших магов как-то стыдно было. И потихоньку появились у меня зацепочки, круг подозреваемых очертился. Одной из них, кстати, была та самая вдовушка, которая меня привечала…

— Ну? — с восторгом спросил я. Пусть Семен и любит приврать, но эта история, похоже, была правдивой.

— Баранки гну, — вздохнул Семен. — Мятеж в Петрограде случился. Революция. Тут уж, как понимаешь, не до хитрой ведьмы стало. Тут человечья кровь реками полилась. Отозвали меня. Хотел я вернуться, разыскать каргу, но все времени недоставало. А потом деревенька под затопление пошла, всех переселили. Может, и нет уже той ведьмы.

— Обидно, — сказал я.

Семен кивнул:

— И вот таких историй у меня — вагон и маленькая тележка. Так что особенно не разгоняйся, носом землю не рой.

— Будь ты Темным, — признался я, — точно бы решил, что ты от себя подозрение отводишь.

Семен только улыбнулся.

— Не Темный я, Антон. И тебе это прекрасно известно.

— И про инициацию людей ничего не знаешь… — вздохнул я. — А я так надеялся…

Семен посерьезнел:

— Антон, я тебе еще одну вещь скажу. Девушка, которую я любил больше всего на свете, умерла в двадцать первом году. От старости умерла.

Я посмотрел на него — и не рискнул улыбнуться. Семен не шутил.

— Если бы я знал, как ее сделать Иной… — прошептал Семен, глядя куда-то вдаль. — Если бы я только знал… Я раскрылся перед ней. Я сделал для нее все. Она никогда не болела. Она и в семьдесят три выглядела от силы на тридцать. Она даже в голодном Петрограде ни в чем не нуждалась, а от ее охранных бумажек красноармейцы дар речи теряли… у Ленина я мандат подписал. А вот своего века ей дать не смог. Не в наших это силах. — Он мрачно посмотрел мне в глаза: — Знал бы я, как Любовь Петровну инициировать — никого бы не спросил. Через все бы прошел. Сам развоплотился — а ее Иной сделал…