Джеймс Блиш - «Если», 2002 № 06

— Все мое достояние в твоем распоряжении, достопочтенный господин, — сказал тай, с подобающей его положению сдержанностью звякнув кольцами. — Я — второй помощник самого Хранителя Знамен, мое имя — Кутай. Спешу успокоить, с твоей наложницей все в порядке, она еще спит.

— Это не моя наложница, Кутай, — ответил я. — Ты успокоишь меня, если сразу объяснишь, зачем меня похитили.

— Кто бы посмел тебя похитить?! — движение мохнатых бровей Кутая было весьма искренним. — Во имя Древних, никто тебя, достопочтенный господин Морозов, не похищал. Мы всего лишь пригласили тебя для оказания помощи. За вознаграждение, разумеется, а щедрость наша известна всем. И уверяю, тебя не будут принуждать вопреки твоей воле, пользуясь тем, что твоя достопочтенная супруга у нас…

— Кто тебе сказал, что это моя супруга?! — я оборвал его весьма грубо. — Говори по делу или позови первого помощника!

Подозрения мои оправдывались: время не пошло на пользу прямодушным аборигенам. В те давние годы, когда я здесь ворочал большими делами, за такие слова меня либо сразу пырнули бы ножом, либо, в знак великого уважения, вызвали на поединок чести и зарезали под шумное одобрение зрителей.

Кутай же вел себя как… как пасторианин. Еще немного, и он улыбаться начнет!

Скулы все же у него дернулись, но он сдержался.

— Благородство украшает мужчину, — сказал Кутай. — Но если это не твоя супруга, почему ты имел ее как свою наложницу?

Я смотрел на него — он с явным осуждением разглядывал свои ладони, давая понять, что мои слова и поступки как раз далеки от благородства. Помнится, раньше суровые нравы на Тайлуре меня очень стесняли в общении с местными красавицами. Побыл с достойной женщиной наедине немногим дольше, чем хватило бы распить кувшин местного вина, — все, конец, ты принят в семейный круг со всеми правами и обязанностями законного супруга. Само собой, лет десять, а то и больше у тебя вообще не будет прав, и ты обязан слушаться старейшин, потакать их капризам. Да и женщин здесь держали в большой строгости. За неверность могли забить камнями. Впрочем, до такой суровой расправы доходило редко. Практичные автохтоны неплохо зарабатывали, продавая распутниц в город, в дома для любителей услаждения чресел.

Но не стану же я объяснять Кутаю, что Зина оказалась в этой неразберихе случайно, а пасториане сплавили опасную свидетельницу похищения от греха подальше. Могли бы и убить.

Иногда в голову мне приходили скверные мысли, — уж лучше бы ее оставили там… Я гнал их прочь, но осадок все же оставался. Ее темперамента хватало на десятерых, но я-то был один! Она ввалилась ко мне сразу же после пробуждения. Разумеется, потребовала объяснений, но не дала и рта открыть. От криков, визга и глупых обвинений у меня закладывало в ушах, ее бросало то в страх, то в гнев, а закончилось все взрывом эмоций и бурной сценой на полу в моей спальной каморке.

За четыре дня перехода к порталу назначения она измотала меня всухую. Пару раз я намекал, что пугаться нечего, ей, скорее всего, ничего не грозит, и вообще хорошо бы отдохнуть, но она набрасывалась на меня, как голодная кошка. Потом опять слезы и бессвязные выкрики о том, что я во всем виноват. Объятия сменялись истерикой, истерика — поцелуями, а затем цикл повторялся. Вытолкать ее из каморки рука не поднималась, все-таки из-за меня вляпалась, да и жалко было глупую девку.

Посвящать Кутая в тонкости женской психологии я, разумеется, не стал. Между тем он перестал изучать свои пальцы и поднял на меня глаза.

— Итак, я пришел, чтобы подготовить тебя к встрече с самим Хранителем Знамен, — продолжал он, решив, очевидно, закрыть глаза на мою распущенность. — Тебе предстоит ответить на важный вопрос, от которого зависит судьба истинных людей. Если будешь лукавить, тропинки судеб у многих станут извилистыми. А твоя ничтожная жизнь прервется в боли и страданиях.

— Вот это понятный разговор, — холодно ответил я. — Знакомые речи, прямые угрозы… А теперь пошел вон и скажи своему хозяину, что с подметальщиками улиц я не разговариваю!

Его рука дернулась к поясу, но там, где в былые годы у всякого уважающего себя мужчины висел чахо — бритвенной остроты нож с кольцом вместо рукояти, — теперь болтались какие-то пурпурные кисти. Наверно, знак чина.

Измельчали гордые тайлуры.

Вот и Кутай проглотил оскорбление. Шевельнул бровями и попятился к входу. Не показывая своей спины, он тоже наносил мне оскорбление, но плевать я хотел на их обычаи и ритуалы. Поэтому, не обращая внимания на его пренебрежительно отвешенную губу, я уселся в кресло перед окном и плеснул в высокий бокал изюмного вина.

В свое время многому приходилось учиться, просчитывать каждый вздох и шаг, чтобы ненароком не обидеть отважных воинов зеленых долин, желтых степей и красных пустынь. Теперь память услужливо возвращала мне труды и дни сорокалетней давности…

Заказ на эстетизацию Тайлура был лакомым кусочком для любого члена Корпорации. Но им почему-то внезапно заинтересовались архитекторы высших разрядов. У небожителей, как водится, схлестнулись групповые интересы, пошли глухие подземные битвы и многоходовые интриги. Как неизбежный итог игра интересов привела к нулевой сумме. И тогда исправитель Гофер предложил в качестве достойного решения отдать заказ кому-либо из молодых. «Никогда не будет поздно вмешаться и исправить, к вящей славе архитекторов» — втолковывал он Ученому Совету. Он напирал на то, что прибыль в любом случае окажется фантастической, а для начинающих заказ станет отличным стимулом к совершенству и, главное, укрепит их лояльность к Корпорации.

В итоге Тайлур достался мне. Случай или покровительство — не знаю, да и не интересовался. Тогда казалось само собой разумеющимся, что судьба благоволит именно ко мне.

Напутствий Гофер не давал.

— Ты не запомнил и тысячной доли того, что я хотел в тебя вложить, — сказал он на прощанье. — Теперь это уже не имеет значения. Опыт придет к тебе сам, а вот исправлять содеянное мне уже не придется.

Я пообещал сделать работу без изъяна, но тут же оборвал себя. Он имел в виду другое. Раньше я не обращал внимания на густую седину в его волосах и морщины вокруг глаз.

— От тебя ждут блестящих успехов, — добавил он. — Выбора у тебя, впрочем, уже нет.

Он ушел, и я почему-то был уверен, что мы больше не встретимся. Однако во время редких посещений офиса Корпорации я никогда не заходил в зал поминальных таблиц. Мне казалось, если не увижу имени Гофера на таблицах, не узнаю, жив он или нет, то когда-нибудь обязательно встречу его.

Так оно и вышло.

Разумеется, я собирался блеснуть. Разумеется, я не сомневался в успехе. И, прибыв на Тайлур, первые дни чувствовал себя молодым богом, готовым легко и изящно преобразовать мир в нечто совершенное. Вскоре, однако, я сам себе казался беспомощной рыбой, выкинутой на жаркий песок.