Джеймс Блиш - «Если», 2002 № 06

Думается, благодаря присутствию соавтора «шпионская» составляющая романа так лихо окрасилась откровенной пародией. Правда, однажды Андрей Лазарчук уже спародировал себя в «Штурмфогеле», поместив туда полный джентльменский набор великих магов, инфернальных диктаторов, всесильных спецслужб и оккультных тайн, осененных харизматической фигурой бессмертного штандартенфюрера Максима Максимовича фон Штирлица. Однако теперь покушение совершено уже на сами основы турбореализма. Согласно строгим канонам этого литературного направления, все прежние романы Лазарчука описывали мир, затянутый в катастрофу. Катастрофу, ставшую обыденной реальностью, внутри которой люди рождаются, живут, любят и умирают.

В новом романе все это тоже присутствует — но из-под привычной оболочки жесткого романа-катастрофы постепенно, как желтый цыпленок из яйца, проклевывается совершенно иной мир. Мир разумных инопланетных котов эрхшшаа и бесшабашных космических бродяг-Свободных, в которых угадываются до боли знакомые черты героев советской фантастики давно ушедших времен. Да и сами главные герои романа, Адам и Ева космической эры, достигают успеха не силой, не хитростью и даже не разумом. Они лишь вспоминают мудрость, высказанную когда-то героем Стругацких: из всех решений верным будет не самое правильное, но самое доброе.

И внезапно вся многовековая грызня марцалов с претендующей на всемогущество (и оттого еще более жалкой) Империей оказывается лишь детской возней в песочнице. Отчаянная и безнадежная борьба человечества с инопланетным агрессором венчается блестящей и совершенно бесполезной победой — ибо свободу у человечества никто и не собирался отбирать. А роман, начавшийся с возвышенной трагедии, завершается бесшабашным межпланетным фарсом — с карнавалом, фейерверком и торжественным посрамлением зла во всех его проявлениях.

Кажется, к финалу даже самим авторам становится невмоготу описывать происходящее, они скороговоркой комментируют события, позволяя себе останавливаться только на наиболее смачных эпизодах. Безусловно, развеселая стилистика саги а-ля «Звездные войны» кому-то может показаться чересчур легковесной. Но, возможно, именно эта книга знаменует конец целой эпохи в отечественной фантастике? Ведь последние полтора десятка лет практически все более или менее известные авторы наперебой описывали варианты грядущего Апокалипсиса. И вот наконец-то человечество, пройдя через катастрофу, сумело вернуть себе звезды. Ну если и не все человечество, то хотя бы российская фантастика.

Мы продолжаем знакомить читателей с деятельностью издательств, выпускающих фантастику. Недавно в этот не слишком широкий круг ворвалось новое, доселе специализировавшееся на выпуске научно-популярной и исторической литературы. Предлагаем вашему вниманию интервью с заместителем главного редактора издательства «Вече», писателем-фантастом.

— Почему издательство обратилось к фантастике?

— Художественную литературу «Вече» выпускало и раньше — произведения классиков. Другое дело — современная фантастика. Ее издание действительно новый шаг для нас. Жаль, конечно, что первое место в покупательском рейтинге, которое было у НФ полтора десятилетия назад, утрачено. Но поклонников у фантастики хватает и сегодня. Кроме того, в конце ушедшего века российская фантастика сделала качественный шаг вперед. Однако у меня создалось впечатление, что за последние годы тематический спектр фантастики значительно сузился. Предварительный анализ оставляет надежду, что «Вече» получит своего читателя, вкусы которого сегодня по тем или иным причинам не удовлетворяются.

— Существует ли какое-нибудь принципиальное отличие ваших серий от аналогичных других издательств?

— Мы начали работу над четырьмя сериями. «Жестокая реальность» — произведения, написанные в стиле (или с элементами) антиутопии, детективно-криминальная фантастика. «Параллельный мир» — приключенческая и юмористическая фантастика с уклоном в сторону утопии. «Магические письмена» — фэнтези всех направлений. И наконец, «Зазеркалье» — литература, рассчитанная на подростков.

Как видите, рамки достаточно широкие. Сравнивать их с сериями, существующими сегодня в других издательствах, честно говоря, не очень хочется… Правильнее, наверное, перечислить те принципиальные позиции, по которым идет отбор произведений для публикации.

Прежде всего, обращаем внимание на литературный уровень текста. В том числе и на такое забытое сегодня понятие, как «суперидея произведения». Проще говоря — ЗАЧЕМ написан роман или повесть? Что они оставят в душе и памяти читателя?

Второй принцип — возрождение традиций классического редактирования. Не понимаю, когда за «авторскую редакцию» выдают корявый язык, а то и откровенную безграмотность. Да и в прекрасном произведении мелкие ляпы режут глаз.

И наконец, наше, так сказать, ноу-хау: на четвертой странице обложек мы размещаем своеобразные рекомендации — люди, имена которых хорошо известны читателям, высказывают свое мнение о той или иной книге.

— Кто из авторов сотрудничает с издательством, какие книги ожидаются?

— Уже выпущены или находятся в производстве книги: С. Булыги, Д. Емца, В. Забирко, В. Клименко, Я. Козинец, А. Легостаева, Г. Прашкевича, А. Силецкого, А. Скаландиса, Е. Филенко, В. Хлумова.

— Планирует ли издательство выпускать зарубежную фантастику или ограничится только отечественными авторами?

— Разумеется, мы не собираемся отказываться от хорошей зарубежной литературы. Да и предложения уже есть — из Болгарии, Польши, Израиля. Но основу издательского плана (во всяком случае, в обозримом будущем) составляют произведения отечественных авторов. Многое из написанного ими ничуть не уступает тому, что издается за рубежом. Да и потом, кто бы что ни говорил, приятно найти пророка именно в своем отечестве.

— Сегодня среди некоторых издательств распространена такая система, когда не авторы подбираются под серию, а серия под конкретных авторов. Вы не собираетесь обратиться к такому эксперименту, для которого, конечно же, необходимо наличие «топовых» авторов?

— Прежде всего, я отношусь с опаской к сложившейся в последние годы системе создания этих самых «топовых» авторов. Лем, Саймак, Кларк, Ефремов, Стругацкие стали кумирами поколений не потому, что их имена раскручивали с экрана телевизора, и не оттого, что в вагонах метро расклеивали постеры.