Майк Резник - «Если», 2002 № 04

— Добрый день, — учтиво поздоровался экзаменатор. Из публики послышалось нестройное бормотание. Экзаменатор озарил улыбкой всех присутствующих. С большого портрета в позолоченной раме, висевшего над его головой, тоже улыбалось хорошенькое личико королевы Мэри, которая, по всей видимости, играла здесь роль гостеприимной хозяйки. Алек движением кисти изобразил величественно-царственное приветствие, пытаясь развеселить Фрэнки. Тот едва разлепил губы в невеселой усмешке и снова обратил взор на экзаменатора.

— Как я рад видеть вас сегодня здесь! — продолжал тот. — Вы — будущие граждане великой нации! За исключением семнадцати детей, чьи родители отказались от Оценки по политическим соображениям, под этой крышей собрались все десятилетние дети Англии! Мальчики и девочки, для меня большая честь встретиться с вами!

Алек с благоговейным ужасом огляделся. Двести семьдесят три ребенка! И, судя по всему, огромный зал рассчитан на еще большее количество: множество панелей остались незанятыми.

— Некоторые из вас, возможно, нервничают. Кое-кто находится под впечатлением, что им предстоит нечто вроде состязания. Но хочу заверить каждого из вас, как и ваших родителей и опекунов, что любой сидящий здесь ребенок — уже победитель. Так было не всегда. Когда-то этот шанс давался только детям привилегированных классов! Но сегодня мы все равны. Никаких особых тестов, которые способны пройти дети, чьи родители обеспечены лучше остальных. Никаких частных репетиторов. Никаких наставников. Каждый ребенок пройдет испытание здесь, перед всеми, на глазах сотен людей. Результаты Оценки будут объявлены немедленно и публично. Это докажет, что мы — открытое общество!

Он с торжествующим видом помедлил, словно ожидая одобрения, и, действительно, на галерее раздались разрозненные хлопки. Экзаменатор откашлялся и подался вперед:

— Сегодня в этой демократической процедуре мы отберем тех, чьи природные таланты позволят им вести нацию вперед. Да, в будущем все они сыграют определенную роль в управлении этой огромной махиной, называемой государством. Каждый мальчик и каждая девочка будут нести свою долю ответственности, выполнять долг, и все они одинаково важны для нашей страны. Остается только верно определить, какую задачу поручить тому или иному ребенку. Что требуется от истинного гражданина? То, что необходимо для всех наций, народов и государств во все времена: уважение к законам, осведомленность о правилах поведения в обществе и социальный конформизм…

«Особенно конформизм!» — раздраженно подумал Луин, глядя сверху на ряды маленьких лиц всех цветов кожи, но в остальном похожих друг на друга, как горошины в стручке, как ягоды клубники в вазе.

За исключением, разумеется, Алека. Тот вертелся на стуле, рассеянно слушая экзаменатора.

Дело даже не в том, что мальчик чересчур высок для своего возраста. И не в том, что черты лица не совсем обычны (хотя с годами это становилось болезненно очевидным: странное лицо вытягивалось, а широкие скулы, словно утесы, выступали под светлыми глазами). Теперь, когда мальчик вышел в большой мир, его, вне всякого сомнения, будут дразнить «лошадиной мордой» и «чучелом», но за это в больницу не посылают. С другой стороны, врожденные таланты Алека…

Не то чтобы Луин точно знал, каковы эти самые таланты и врожденные ли они вообще?

Луин скрипнул зубами, вспоминая, какой прекрасной была жизнь всего одиннадцать лет назад. Никаких волнений, никаких тревог, иных, чем необходимость вовремя увезти шестого графа до того, как он, напившись до синих чертиков, свалится под стол прямо на людях.

Роджер Чекерфилд был самым милым, самым добрым отпрыском аристократического семейства из тех, кому Луин имел удовольствие служить. Номинально он считался одним из младших руководителей большой транснациональной корпорации, но насколько было известно Луину, получал ежемесячный чек просто за то, что слонялся на своей яхте от острова к острову. Такая жизнь, похоже, весьма устраивала и леди Финсбери, хотя она была в десять раз умнее Роджера и к тому же отличалась классически холодноватой красотой.

Потом, одним мирным днем, когда Луин ликвидировал последствия новогодней вечеринки, длившейся почти неделю, раздался телефонный звонок из Лондона с требованием немедленно позвать Роджера по срочному делу. Роджер, пошатываясь, вылез из стоявшего на палубе кресла и удалился в каюту. Четверть часа спустя он выбрался оттуда белый, как простыня, немедленно направился к бару и налил себе чистого виски. Опрокинув стакан одним глотком, как воду, он без всяких объяснений приказал изменить курс.

За этим последовал разговор с леди Финсбери — вернее, не разговор, а скандал, причем обе стороны шипели друг на друга, словно змеи, а вся команда старалась не слушать, тем более что иногда в голосе Роджера слышались умоляющие нотки. Кончилось тем, что леди Финсбери заперлась в каюте и до конца плавания оттуда не показывалась.

Той ночью они встали на якорь у острова Кромвеля, и Луин даже не спросил, что понадобилось там хозяевам. Зато видел красный свет, мигавший на плоской песчаной косе. Роджер взял шлюпку и отправился на берег один, а когда вернулся, на борт взошла хорошенькая темнокожая девушка Сара с аккуратным свертком в руках…

Кроме ребенка она привезла документы, которые пришлось подписать Луину и остальным членам команды. Документы удостоверяли, что крохотный Алек Уильям Сент-Джеймс Торн Чекерфилд является графом, сыном леди Финсбери, рожденным прямо в море, на этой самой яхте.

Свидетели получили щедрое вознаграждение.

Леди Финсбери взяла младенца на руки единственный раз в жизни — на обязательной церемонии, когда счастливые родители объявили о появлении на свет наследника рода. После этого леди даже не взглянула на ребенка. Роджер с тех пор стал пить не только вечерами, но и по утрам. Леди Финсбери подала на развод, когда Алеку исполнилось четыре года. Роджер отвез мальчика в лондонский особняк, нанял слуг и умудрился оставаться трезвым целую неделю, прежде чем тихо исчезнуть с горизонта, раз и навсегда. И ни слова объяснения, если не считать бессвязных невразумительных и покаянных намеков на то, что Алек не такой, как все, и никто не должен ничего знать.

«Что значит, не такой, будь оно все проклято?!» То, что парень — маленький гений во всем, что касается цифр, что он способен переделать любой прибор, даже из тех, что, по идее, должны быть недоступны для детских умов (и сколько же денег Роджера ушло на то, чтобы заткнуть чужие рты), что он сумел перепрограммировать все домашние системы, включая охранную, — всего этого еще недостаточно, чтобы упрятать мальчика в больницу. Это можно объяснить причудами акселерации.