Ллойд Биггл - «Если», 2002 № 02

В тот день спрос на фрукты оказался выше обычного, и Лефарн рассчитывал освободиться пораньше. Однако непредвиденное событие смешало его планы. Гражданин, которого он хорошо знал — пожилой торговец, неизменно носивший желтый пояс и шарф, — нагнулся, вырвал из мостовой булыжник и швырнул его в убежище стражи. Будка стояла близко, но булыжник оказался слишком тяжелым для престарелого возмутителя спокойствия. Камень упал в метре от строения и, подпрыгнув, с глухим стуком ударился в дверь.

Стражник с пьяным любопытством выглянул из окна. Случившееся выходило за границы его понимания, поэтому он отвернулся и проворонил два камня, нацеленных много лучше. Один булыжник попал в дверь, другой влетел в открытое окно и угодил нетрезвому стражу между лопаток.

Прежде чем стража успела сообразить, что происходит, на будку обрушился камнепад. Блюстители порядка укрылись за стульями; видимость служения долгу сохранял лишь капитан.

Обстрел скоро стал ослабевать — но лишь потому, что кончились боеприпасы.

В этот момент Лефарн неосторожно сыграл небольшую роль в этом самом неправдоподобном из всех восстаний. Безуспешно попытавшись вытащить из мостовой очередной булыжник, один из бунтовщиков выпрямился, и взгляд его случайно упал на тележку Лефарна. Он протянул Джедду горсть монет.

— Беру все.

Лефарн мудро решил не пересчитывать деньги, пока не окажется на безопасном расстоянии от поля битвы. Когда, много позже, он наконец взглянул на монеты, то обнаружил, что случайное участие в революции принесло ему неплохую прибыль.

Покупатель разделил фрукты со всеми желающими, а Лефарн без промедления привел своего тваля в движение и погнал через толпу к дальним воротам рынка. Однако, достигнув их, агент заколебался.

Шум восстания у него за спиной нарастал. Любой гурант, обладающий хотя бы зачаточным инстинктом самосохранения, подхватил бы свое добро и унес ноги. Лефарн поступил бы точно так же, будь он в действительности гурантом. Однако Джедд понимал: миссия Бюро на Нилинте под угрозой. Насколько ему известно, он единственный агент в этом секторе. Другого случая могло не представиться еще лет десять, если не сто. Долг повелевал ему не спасать свою шкуру, а сделать как можно более подробную запись восстания.

Мимо пробежал его собрат, гурант, тоже поспешая к воротам. Лефарн окликнул его:

— Эй, Лоар! Закинешь мою тележку и тваля ко мне домой, ладно?

— Договорились, — охотно согласился Лоар.

Он задолжал Лефарну гораздо больше, чем просто дружеская услуга, и рассчитывал увеличить долг. Лоар кинул свою тачку в тележку Лефарна, подстегнул тваля и скрылся в воротах.

А Лефарн повернул обратно, туда, где гремело восстание. Он не ждал от судьбы никаких перемен. Он просто собирал информацию для отчета. Поскольку он еще не видел, что происходит на другой стороне рынка, а пробраться туда через толпу не представлялось возможным, Лефарн свернул в сторону от дальних ворот и окольным путем, через узкие улицы, застроенные ветхими деревянными домишками и блеклыми магазинчиками, вышел на широкую улицу, ведущую к главным воротам рынка.

Здесь толпа была еще гуще, а гам сильнее. Лефарн дернул плечами, как бы стряхивая с себя желание оказаться подальше. Затем получил в подарок флаг, прикрепил к нему камеру и начал запись, протискиваясь через толпу к воротам рынка и телеге, где были привязаны городские чиновники. Ну, а потом и произошел тот удивительный поворот событий, который сделал его одним из первых людей Звааля.

Новичок в Зваале, Лефарн знал о городе больше, чем обычный гурант. Беднейшую часть города Лефарн изучил досконально. Он изведал все пути к своему поставщику и до рынка, обошел все мелкие трактирчики, свел знакомство с торговцами, которые готовы были снизойти до того, чтобы продать ему товары первой необходимости, в том числе уголь для печки и жалкую одежонку. Кроме того, он знал все укромные уголки, способные стать убежищем.

Это были азы выживания.

Верхний город он знал только по данным аэрофотосъемки, описаниям и слухам. Город раскинулся на большом холме, и чем выше находились дома, тем приятнее были соседи и меньше ощущалась вонь от дешевого угля, который горожане жгли круглый год для обогрева и приготовления пищи. Если бы Лефарн рискнул проникнуть в этот подоблачный град, стража тут же заметила бы его и немедленно выдворила. Лачуга, в которой он жил и держал своего тваля, стояла почти у подножия, где бедные кварталы смыкались с откровенными трущобами, и Джедд частенько не мог не то что нормально дышать, но даже разглядеть, что делается на противоположной стороне улицы.

Добрая треть холма была отделена высокой стеной. Этот «город в городе» назывался хузвааль. Здесь богачи, знать, аристократия, или хунобли, как они предпочитали себя называть, вели таинственную жизнь. Простолюдинам о ней почти ничего не было известно. Хунобли редко появлялись в нижнем городе, а дома их прятались за высокой стеной. Узкая полоска парка, тоже взятая в стены, с широкой аллеей посередине, спускалась с вершины к воротам персонального города хузваальцев, а оттуда уходила за пределы Звааля. Это позволяло хуноблям ездить на пикники к ближайшему озеру или наведываться в соседние города, не показываясь обитателям равнины.

Что это за люди? Как они достигли богатства? Какую жизнь вели за своей высокой стеной? Ответы на эти вопросы были частью загадки Нилинта. Лефарн абсолютно ничего не знал о «небожителях». Правда, однажды он мельком увидел двух мужчин, стильно одетых и взирающих на все с таким видом, будто им здесь принадлежал каждый камень. Нарядные господа стучали в дверь ювелира, жена которого иной раз покупала фрукты у Лефарна.

Вопрос о том, какую роль играют хунобли в демократическом обществе Нилинта, был ключевым. Пожалуй, это самая важная из всех тайн планеты. Но даже сейчас, когда Джедд Лефарн стал повруном и громыхающая телега везла его навстречу новой судьбе, он ни на шаг не приблизился к решению этой загадки.

После короткого вояжа в сопровождении ликующих подданных новоиспеченного яро и его повруна пересадили в карету искусной работы — экипаж, который нечасто встретишь на улицах города, — и упряжка бодрых дарифов повлекла ее к резиденции яро, в район, откуда еще вчера стража незамедлительно вышвырнула бы и Окстона, и Лефарна.

Высоко на холме, прямо напротив хузваальской стены, словно ступени гигантской лестницы, торчали административные здания: одноэтажное — управление полиции, двухэтажное — администрация города, и трехэтажное, словно в насмешку называемое «дворец». Это было обшарпанное каменное строение, где до того жили члены ронзвааля и их семьи. Прежних жильцов уже выселили; по пути карета встретила телеги с рыдающими женами, детьми и кучами всякого барахла.