Ричард Фоукс - Лицо врага

Раф угрюмо отозвался:

— В плохом. И хуже всего с провиантом. Все контейнеры лопнули. До того, как мы поставили «москитную сетку», местные звери уже успели почти все перепробовать. Вряд ли нам удастся наскрести запасов больше чем на три месяца для одного человека.

— Значит, для нас меньше чем на две недели, — подсчитала Локхарт.

— Похоже на то, — согласился Раф.

— Профессор Берк, вы видели, как местные животные ели наши продукты? — спросила Зандовски.

Лангдорф вопросительно взглянул на нее.

— Джилл, сейчас не время беспокоиться о…

— Я не об этом. Если местные животные могут есть нашу пищу, вероятно, и мы сможем прокормиться местной фауной и флорой.

— Единственная фауна, которую я видел, — это насекомые, — заметил Лангдорф. — Я не ем насекомых.

— Будете есть все, что поможет вам выжить, — отрезала Локхарт. — Если повезет, мы найдем что-нибудь более аппетитное, когда двинемся в путь.

— Двинемся в путь? — переспросил Лангдорф.

— Боюсь, должен вас огорчить, мисс Локхарт, — сказал Раф. — Все транспортные средства разбиты и в виде деталей разбросаны по лесу. Так что придется топать пешком.

— А зачем вообще куда-то уходить? — удивился Лангдорф. — Если мы останемся на месте крушения, нас будет легче найти.

— В том-то и дело, — проговорила Локхарт. — Первыми, кто отправится на наши поиски, будут не люди.

Лангдорф судорожно сглотнул.

— Вы думаете, нас станут искать реморы?

— Не исключено.

От мрачной уверенности, звучавшей в ее голосе, Джулиану бросило в дрожь. Она подумала о том, что в случае чего им нечем защищаться.

Очевидно, Локхарт думала о том же самом, потому что она обернулась к своему соотечественнику и спросила:

— Шанхольц, у экипажа было оружие?

— Конечно, было. Они же солдаты, — вмешался Раф.

Шанхольц не обратил на Рафа внимания. Похлопав ладонью по кобуре, он ответил непосредственно Локхарт:

— У нас у всех есть личное оружие. Кроме того, в грузовом отделении были три импульсные винтовки «Марк-22».

— Да, я их нашел, — подтвердил Раф. — Но толку от них никакого — аккумуляторы пусты. Между прочим, разряжены вообще все мощные элементы питания.

Послышались разочарованные вздохи. Курт спросил:

— Как это могло случиться?

— Схема шаттла такова, что в аварийной ситуации в дело идут любые источники энергии, — пояснил Шанхольц.

— Не очень удачная схема, — заметил Раф.

— Вы зря так считаете, сэр. Лейтенант сделал все, чтобы посадить шаттл с наименьшими повреждениями. Без дополнительной мощности корабль скорее всего разбился бы вдребезги.

— Приходится полагаться лишь на ваши слова.

— Нет, сэр. — Шанхольц поднял «черный ящик». — Запись полета сильно пострадала, но мне удалось частично ее восстановить. Можно попробовать просмотреть на компьютере.

— Давайте попробуем, — предложила Локхарт.

Запись состояла из показаний приборов, обрывков речевых сообщений, докладов различных систем, оперативных оценок, сделанных компьютером как на бинаре, так и на обычном человеческом языке. В общем, потребовалась помощь Шанхольца, чтобы превратить эту гремучую смесь в понятную для всех картину.

— Вот, — начал Шанхольц, — возмущение магнитного поля, которое подало сигнал о присутствии противника.

Запись телеметрии продемонстрировала корабли реморов, направляющиеся к станции, но добрались ли реморы до нее, так и осталось неизвестным, потому что данные сканирования ближнего радиуса заменили данные дальнего сканирования. По словам Шанхольца, переключение произошло, потому что «Генри Халл» изменил настройку сенсоров при внезапном появлении корабля реморов из-за спутника Чугена IV. Сигналы со станции пропали как раз перед отправкой шаттлов. Затем качество и суть записи изменились: записывающему устройству пришлось полагаться на бортовые системы шаттлов. Данные показывали, что оба шаттла благополучно покинули корабль до того, как «Генри Халл» вступил в безнадежную схватку с вражескими силами. Всплески радиоактивности отмечали гибель корабля Лиги. Аналогичные пики свидетельствовали о последовавшей за этим атаке реморов на шаттл. После этого пошел длинный перечень сбоев во всех системах.

— Запись обрывается за тридцать три — тридцать пять секунд до крушения, — заключил Шанхольц. — В это время мы как раз лишились последнего радара. Лейтенанту Мостелу пришлось садиться вслепую. Прекрасный был пилот. Нам повезло.

— А что со вторым шаттлом? — спросил Раф.

Шанхольц покачал головой:

— Не знаю. Войдя в атмосферу, мы потеряли его сигнал.

Наступило молчание. Джулиана подавленно размышляла над записью полета. Неужели прекращение сигналов со станции действительно свидетельствовало о ее гибели? Этот вывод был самым логичным. Вполне вероятно, что кроме них людей в системе Чуген не осталось.

— Хорошо еще, что враг не стал преследовать нас, — сказал Шанхольц. — Каковы бы ни были планы реморов, похоже, сейчас Чугена IV они не касаются.

— Наверное, — согласился Раф. — Ведь мы еще живы.

— И все же почему нас оставили в покое? — спросила Джулиана.

Шанхольц пожал плечами.

— Мэм, при входе в атмосферу мы выделяли много тепла. Должно быть, реморы решили, что мы горим.

— Почему же они не удостоверились в том, что разделались с нами?

Шанхольц снова пожал плечами.

— Разве их поймешь? Не знаю, как вы, а я рад, что они все-таки не проверили. Иначе мы бы с вами сейчас не разговаривали.

— Итак, мы здесь застряли, — произнес Раф.

— Пока за нами кто-нибудь не прилетит, — добавил Курт.

— О Господи, пусть это будут не реморы, а люди.

Джулиана не могла с этим не согласиться.

— Во всяком случае, скоро помощи ждать не приходится. — Курт оглядел озабоченные лица всех собравшихся, но Джулиана догадалась, что он ищет глазами только ее. — Придется смириться с этим, дамы и господа. На ближайшее будущее Чуген IV — наш дом.

Курту снилось, будто он живет, спит, ест и работает на дне террариума, под постоянным наблюдением невидимых чужаков — а те, хотя и обладали сверхъестественным могуществом, отнюдь не были похожи на добрых богов. Каким-то образом Курт знал, что существует во сне только с их молчаливого соизволения. Вместе с ним в террариуме жили и другие — иногда это были люди, иногда нет, а порой и те и другие одновременно, однако они не представляли интереса для тех, кто их наблюдал. Чужаков занимал только Курт. Все, что он делал, рассматривалось, взвешивалось и подвергалось строгой оценке. Когда Курт проявлял несговорчивость — а он проявлял несговорчивость неизменно, — все вокруг, и люди, и нелюди, и сам мир, исчезало под огненным дождем. Он же чудесным образом оказывался невредим, и только на щеках у него оставались шрамы от собственных едких слез.