Деймон Найт - Сумерки людей

— От вас не было никакого толку, — с истерическими нотками в голосе произнесла Норма.

Фиш одарил ее взглядом, полным скорбного тернения.

— Да он просто войдет, посмотрит, как я работаю, и скажет что-нибудь вроде: «Здесь чувствуется большое настроение», или «Симметрия хороша», или еще что-нибудь такое же бессмысленное. Я так издергалась, что даже не могла рисовать. Тогда, тетя Мэри, я вам и написала, но вы были в Европе. Черт возьми, я должна была что-то сделать, разве нет? — Девушка так крепко стиснула пальцы в кулак, что они побелели.

— Ну-ну, милая, — прошелестела миссис Прентис и положила руку племяннице на плечо.

— Я посещала дневные занятия в Культурном центре, — проговорила Норма сквозь зубы. — Ничего другого я себе просто не могла позволить.

Глаза миссис Прентис засверкали от негодования.

— Не думаю, мистер Уилмингтон, что нам следует и дальше это обсуждать. Я требую, чтобы вы вернули все деньги, которые я вам заплатила. Мне кажется, это просто непорядочно — такой известный художник — и унизился до…

— Миссис Прентис, — сказал Фиш, снова понизив голос, — если бы не моя вера в блестящее будущее Нормы как художницы, что ж, я теперь же вручил бы вам все до по-след-не-го цента. Но в данном случае она совершает большую ошибку, так что я снова предлагаю…

— Док, — грубо перебил его Дэйв, — черт возьми, вы как можно скорее вернете ей деньги. — Он подался вперед, обращаясь к старшей из женщин: — Если хотите знать, как его настоящее имя, то перед вами Гордон Фиш. Так он, во всяком случае, назвался, когда мы с ним познакомились. Все это обычное мошенничество. Вовсе он никакой не художник. Настоящий Джордж Уилмингтон — его племянник; это инвалид, проживающий в Висконсине. Док просто представился его именем, так как юноша слишком болен, чтобы появляться на публике, и все такое. Пожалуйста, вот правда. Или, по крайней мере, та ее часть, что известна лично мне.

— Такова, стало быть, твоя благодарность, Дэйв, за то, что я устроил тебя в художественную школу? — грустно спросил Фиш.

— Вы пробили мне стипендию, но вам это ничего не стоило. Я выяснил у директора. Наверное, вы просто хотели убрать меня с дороги, чтобы я не болтал лишнего. Ладно, док, тут все в порядке. Но когда я встретил Норму — вчера у дверей вашего дома…

— Что? Когда?

— Около десяти.

Фиш поморщился; он тогда лежал в постели с больной головой и не откликнулся на звонок. Если бы он только знал!

— Вас не было дома, ну, мы разговорились, и… Знаете, одно дело прикидываться собственным племянником, а совсем другое — обещать кого-нибудь обучить, когда вы сами не способны толком линию провести!

Фиш поднял руку:

— Послушай, Дэйв, есть кое-что, о чем ты и понятия не имеешь. Ты уверен, что меня зовут Гордон Фиш? А ты когда-нибудь видел мое свидетельство о рождении? Может, ты знаешь кого-то, кто помнит меня ребенком? С чего ты взял, что меня зовут Гордон Фиш?

— Да вы же мне сами сказали.

— Верно, Дэйв, сказал. И еще ты говоришь, что настоящий Джордж Уилмингтонг — инвалид, живущий в Висконсине. А ты его когда-нибудь видел, Дэйв? Может, ты бывал в Висконсине?

— Нет, не бывал, но…

— И я не бывал. Нет, Дэйв, — Фиш важно понизил голос, — все, что я о себе рассказывал, — всего-навсего ложь. И я это признаю. — Теперь самое время пустить слезу. Фиш обратил свои мысли к кредиторам, к проблемам с машиной, к продавцу акций нефтяной компании, что сбежал на юг с деньгами, к адвокатам, которые обобрали Фиша до нитки, пытаясь эти деньги вернуть, — и вообще ко всеобщей неблагодарности. Теплая капелька сбежала по щеке, и, наклонив голову, Фиш смахнул кулаком соленую влагу.

— Как же так? — пробормотал сбитый с толку Дэйв.

— У меня были свои причины, — через силу ответил Фиш. — Вполне определенные причины. Но знаете, мне… Мне тяжело об этом говорить. Простите, миссис Прентис, могу я ненадолго остаться с вами наедине?

Она немного подалась вперед, сочувственно глядя на Фиша. Должно сработать — такая женщина не может выдержать вид плачущего мужчины.

— Я, конечно, не возражаю, — вставая, сказала Норма. Девушка направилась к двери, и Дэйв последовал за ней. Вскоре дверь за ними закрылась.

Фиш высморкался, небрежно вытер глаза, браво распрямился и убрал носовой платок.

— Полагаю, миссис Прентис, вы не знаете, что я вдовец. (Глаза ее широко раскрылись.) Да, это правда, я потерял мою дорогую жену. Обычно я, правду сказать, об этом не рассказываю, но теперь почему-то… Не знаю, доводилось ли вам, миссис Прентис, терять близкого человека.

— Разве Норма вам не сказала? — взволнованно ответила она. — Я вдова, мистер Уилмингтон.

— О, я не знал! — заявил Фиш. — Но как странно! Я что-то такое почувствовал… какую-то вибрацию. Простите, миссис Прентис… можно мне звать вас Мэри? Знаете, после моей утраты… — Надо бы пустить еще слезу; стоит только начать, дальше они уже текут сами. — Я стал сам не свой. Представьте, даже не хотел жить. Целый год не мог дотронуться до карандаша. И даже сегодня не могу провести хотя бы линию, если кто-то за мной наблюдает. Вот, стало быть, и причина всей неразберихи. Эта история с моим племянником и прочее — я просто все выдумал, считал, так будет легче. Знаете, я бываю так неловок, когда речь идет о такте. Словно слон в посудной лавке. Вот и вся история, Мэри. — Фиш откинулся на спинку стула и еще разок энергично высморкался.

Глаза миссис Прентис увлажнились, но её прелестное личико выражало настороженность.

— Честно говоря, просто не знаю, что и думать, мистер Уилмингтон. Вы говорите, что не можете рисовать на людях…

— Пожалуйста, зовите меня Джордж. Видите ли, это называется психологической травмой.

— Ну а как вам такое предложение? Я на несколько минут вас покину, а вы что-нибудь нарисуете. Думаю, тогда…

Фиш грустно покачал головой:

— Все гораздо сложнее. Я не могу рисовать нигде — только в одной из комнат моего дома… Это связано с портретом жены и некоторыми сувенирами. — Он с трудом сглотнул, но в третий раз слезу пустить не решился. — Мне очень жаль, я нарисовал бы для вас все, что угодно, если б мог, но…

Мэри некоторое время молча сидела, размышляя.

— Тогда, скажем, вот как. Вы, мистер Уилмингтон, отправляетесь домой и что-нибудь рисуете — к примеру, набросок моего лица, по памяти. Полагаю, любой квалифицированный художник может это проделать?

Фиш заколебался, не рискуя возражать.

— Ну вот, видите, и все будет улажено. Ведь вы не можете раздобыть мою фотографию и отослать ее в Висконсин — просто не хватит времени. Я дам вам… ну, скажем, полчаса.

— Пол…

— Вполне достаточно, разве не так? И значит, когда через полчаса я приду за вами, если у вас будет нужный набросок — что ж, тогда станет ясно, что вы говорите правду. Если же нет…