Фрэнк Херберт - Дюна

— Корабли Союза действительно велики? — спросил он.

— Да, велики. Мы полетим на самом большом из них — хайлайнере, потому что это долгий перелет. Мы погрузим в него всю нашу технику и все транспортные средства, но и они займут лишь малую часть его трюмов.

— Разве мы не можем оставить фрегаты здесь?

— Приходится платить за свою безопасность и безопасность Союза. Корабли Харконненов могут подойти совсем близко, и нам нечем будет от них отбиться.

— Я буду наблюдать за всем и попытаюсь увидеть человека Союза.

— Тебе это не удастся. Даже их агентам не удается увидеть человека Союза. Союз очень ревностно блюдет тайну монополии. Не делай ничего такого, что может подвергнуть опасности наши торговые привилегии, Пол.

— Может быть, они прячутся оттого, что изменились… и не выглядят больше людьми?

— Кто знает? — герцог пожал плечами. — Это тайна, которую мы вряд ли разгадаем. У нас есть более насущные проблемы, и среди них — ты.

— Я?!

— Твоя мать хочет, чтобы именно я сказал тебе об этом, сын. Видишь ли, в тебе могут скрываться способности ментата.

Несколько мгновений Пол молча смотрел на отца и наконец произнес с усилием:

— Ментата! Во мне?!

— Хават тоже так считает, сын. Это правда. Хотя лично я думаю, что обучение ментата должно начинаться с младенческих лет, и об этом нельзя говорить, иначе… — Он оборвал себя.

— Понимаю, — сказал Пол.

— Приходит день, — сказал герцог, — когда потенциальный ментат должен узнать, кто он на самом деле. Так наступает конец его пассивности: ведь ментат сам делает выбор: продолжать ли ему обучение, или прекратить его. Никто не может вмешаться, все решает он сам.

Пол потер подбородок. Все специальные виды знания, полученные им от Хавата и от матери: контроль и острота восприятия, знание языков, способность различать нюансы интонации — все это предстало перед ним в новом свете.

— Со временем ты станешь герцогом, сын, — сказал ему отец. — Герцог-ментат — это было бы великолепно. Ты можешь принять решение или тебе понадобится время?

— Я буду продолжать обучение, — уверенно прозвучал в ответ голос Пола.

— Вот и чудесно! — воскликнул герцог, и Пол увидел гордую улыбку на губах отца. Эта улыбка поразила Пола: она придала острым чертам лица герцога неживой вид, сделав его похожим на мертвеца.

Полузакрыв глаза, Пол чувствовал в себе пробуждение ужасной цели. «Возможно, быть ментатом и есть ужасная цель», — подумал он. Но его новое знание говорило ему, что эта мысль неверна.

Все вокруг леди Джессики — большой арракинский холл и часть открытого пространства — было завалено их багажом: ящиками, коробками, сундуками, чемоданами, частично уже распакованными. Она слышала, как рабочие Союза разгружали следующую порцию груза.

Джессика стояла в центре холла. Она медленно повернулась, оглядывая затейливую резьбу в глубоких нишах. Этот анахронизм напомнил залу для торжеств в школе Бене Гессерит. Но там он создавал ощущение теплоты, здесь же все дышало холодностью камня.

«Неведомый архитектор глубоко изучил историю, прежде чем воссоздать эти сцены на опорах и эти темные драпировки», — думала она. Сводчатые потолки высились над ней двумя ярусами, а огромная крестовина была доставлена на Арраки через космос, что, вероятно, стоило безумно дорого. Ни на одной планете этой системы не росли деревья, из которых можно было бы сделать подобные балки, если они только не были имитацией.

Однако она тут же подумала, что о подделке не может быть и речи; этот правительственный дом был построен во времена старой Империи, когда расходы на постройки никого не смущали. Лето поступил мудро, выбрав для резиденции это место. Оно уважается арракинцами, которые чтут традиции. И город этот был небольшой, его легче было содержать в порядке и оборонять. Снова раздался грохот вдвигаемых в холл ящиков. Джессика вздохнула и огляделась.

Прислоненный к коробке, справа от нее стоял портрет старого герцога. Упаковочная бечевка свисала с него, как потрепанная декорация. Возле портрета лежала черная бычья голова, насаженная на полированную доску. Блестящая голова смотрела в потолок, казалось, животное было готово взреветь в населенном эхом холле.

Джессика и сама не знала, какое побуждение заставило ее в первую очередь распаковать именно эти вещи — голову и портрет. Она чувствовала, что в этом действии было нечто символическое. С того дня, как посланцы герцога забрали ее из школы, она никогда еще не чувствовала себя такой испуганной и неуверенной в себе.

Голова и портрет. Они приводили ее в замешательство. Она пожала плечами и посмотрела на щель окна высоко над ее головой. Здесь все еще был ранний день, но небо в этих широтах было холодным и темным, гораздо более темным, чем тепло-голубое небо ее родной планеты. Тоска по дому сжала ей грудь. Как он далеко, Каладан…

— Ну, вот мы и на Арраки! Это был голос герцога Лето.

Она круто повернулась и увидела, как он выходит из-под арки, ведущей в обеденный зал. Его черная рабочая униформа с красными ястребиными клювами на груди была в пыли и помятой.

— Ты, наверное, совсем потерялась в этом уродливом месте, — сказал он.

— Какой холодный дом! — пожаловалась Джессика.

Она посмотрела на его высокую фигуру, на смуглое лицо. Серые его глаза напоминали о теплом древесном дыме, но само лицо было лицом хищника. Внезапный страх перед ним стиснул ей грудь. Он стал таким далеким и неукротимым, с тех пор как подчинился приказу императора.

— Холодно всему городу, — добавила она.

— Это грязный, пыльный, гарнизонный городишко, — согласился он. — Но мы все изменим. — Он оглядел холл. — Это зал для приемов. Я приглядел семейную квартиру в южном крыле. Там гораздо уютнее.

Он подошел к ней и коснулся ее руки, любуясь ее величавостью. И снова подумал: откуда же она родом? Из ветви королевских изгнанников? Она казалась более царственной, чем все члены императорской семьи.