Андрей Лазарчук - Дуэйн Берри. Файл №205

— Все-таки это только одна из версий, правда?

Молдер вздохнул.

— Хорошо, — кивнула Скалли. — Я зайду в лабораторию баллистики и спрошу ребят, что они по этому поводу думают.

— Спасибо тебе, — сказал Молдер, встал и вышел.

Когда дверь за ним закрылась. Скалли покачала головой и, скривив уголок рта, издала какой-то совершенно невоспроизводимый звук.

— Сейчас, сейчас… вот так… ага.

Баллистик, славный малый но имени Берг, имевший, похоже, свои, довольно робкие виды на Скалли, немного суетился. Но дело он делал хорошо. На экране была четкая картинка, и объяснял он просто и доходчиво.

— Вот посмотри, — говорил он и касался ее колена своим. — Осколки всегда зазубренные, поскольку металл рвется. Но с того края, которым осколок входит в тело, зазубрины сглаживаются. Здесь они и зазубрены не так, как обычно, а гораздо меньше и равномернее, и не отслеживается вот этой ориентации при входе. Так что, похоже, твой бывший напарник прав — их вводили медленно. А значит — специально. А еще посмотри-ка вот на эти…

— Похоже… на какую-то маркировку. На штрих-код…

— Вот именно. Причем, это не царапины, а травление или гравировка. Есть, конечно, такие мастера, которые вот в этом квадратике не то что штрих-код изобразят, а пожар Атланты… впрочем, не знаю. Очень тонкая работа. И тут еще какие-то значки… Откуда это у тебя?

— Говорю же — из тела одного вьетнамского ветерана.

— Могу допустить, например, что он нес какой-то электронный прибор… ламповый, скорее, а значит, трофейный…

— Спасибо, Берт, — сказала Скалли и поднялась. — На сегодня хватит, наверное. Очень устала.

— Может, поужинаем? — осмелился наконец баллистик.

— Нет, — засмеялась Скалли. — Сейчас чего-нибудь куплю молочного, слопаю — и спать, спать, беспробудно спать… до шести утра…

Два пакета молока… пшеничные пластинки… сыр… сливки… йогурт… Скалли смотрела, как пакеты проскальзывают над сканером, и на индикаторе возникают очередные числа.

— Одиннадцать семьдесят, — подвела итог кассирша и стала укладывать продукты в пакет.

Скалли выписала чек, подала ем. Та проверила сумму.

— Спасибо!

Скалли кивнула.

Кассирша тем временем выдвинула кассовый ящик и не без труда понесла его куда-то.

— Тат, ты идешь? — голос откуда-то.

— Сейчас вывалю мелочь из кассы…

Наверное, если бы не сонливость и непонятное раздражение, Скалли не стала бы так хулиганить. Ей бы просто в голову не пришло… Но сейчас она вдруг сунула руку в карман, вынула тот стеклянный пузырек и провела им над сканером, считывающим штрих-коды.

И сканер сработал. Сначала он пикнул, отмечая проделанную операцию, а потом вдруг зашелся. На индикаторе стали лихорадочно загораться цифры, половинки цифр, понятные и непонятные значки… Виппер пронзительно верещал. Кассирша бегом бежала обратно. Скалли подхватила пакет с продуктами — словно его могли отнять.

— Что случилось? — испуганно спросила кассирша. — Вы тут ничего не трогали?

— Я? — не менее испуганно отозвалась Скалли. — Я? Тут? Ничего…

Не в силах оторвать взгляд от индикатора, она попятилась, на что-то наткнулась, наконец повернулась и быстро пошла прочь.

На индикаторе все так же неслись куда-то цифры, цифры, половинки цифр, буквы, значки, иероглифы…

…Это был день ясности белого огня Восточной стороны, и в этом белом чистом пламени заключены были Счастье Проникновения и Мудрость Зерцала. В этот день являлся за грешниками Ад, растворяя свою страшную пасть, откуда струился темный красный свет. Злые дела и гнев толкали Дуэйна Берри к дымчатому темному свету Ада. Он казался таким теплым, согревающим… Жесткий блеск спасения устрашал. Не гляди в ту как будто ласковую дымчато-темную сторону, сказал Голос. Это путь в адовы миры, откуда долгим будет путь наружу. Стерегись гнева, в особенности здесь, в Бардо. В этот второй день ты еще можешь увидеть оставшихся позади, в земной юдоли, услышишь, как они спорят, деля твое имущество. Вон она, твоя когда-то любимая жена… Но не дай Бог тебе разгневаться — вмиг потянет тебя к себе темный свет и растворится адова дверь…

Шесть божественных фигур-знаков стояли в ореоле радужных полос.

Вот Несокрушимый Будда Востока. У него ярко-синее тело, окутанное чистым, белым светом. Он сидит на троне-слоне и держит скипетр с пятью шипами в своей руке.

Его обнимает Локана, Богоматерь Мудрости Зерцала. Им прислуживают и их сопровождают два мужских божества: Любовь и Порядок; и два женских: Красота и Свершение.

Ясное, чистое, белое пламя так ярко сверкает, так слепит, что глазам больно на него глядеть. Ясный белый огонь смешан с дымчатым черным светом, этим агатовым цветом светятся Ад и Зло. Худое в человеке отвергнет слепящее белое пламя, как чужое, и устранится человек. Соблазнится он и последует за дымчатым черным огнем. Удержись от соблазна, сказал Голос: дымчатый черный огонь ведет к страданию, к неопределенному и беззащитному будущему. Вглядись в яркое, сияющее белое пламя и вбери его в Себя. Пусть Богоматерь Зерцала в этот миг соединится с тобою, распознавшим себя в Белом пламени…

— Нет! — сказал Дуэйн Берри. — Нет! — он выставил перед собой бесплотные руки. Нет, только не это!!!

Стена, пропитанная молочно-белым пламенем, — как пропитанная маслом бумага.

И сквозь нее просвечивают знакомые истонченные силуэты. Они приникли к стене, они вглядываются в самую душу Дуэйна Берри, готовые…

Ти хотел спешить от нас? Лючше ити поищи сепе на кюхне толстых теток, глюпый мальтшик…

Глупых девок не надо искать, они сами выпрыгивают из каких-то щелей, медленно приближаются — все одинаковые, все серые, как пчелы.

Ссаманта, ссаманта, ссаманта… — шорох толстеньких ножек.

— НЕЕЕТ!!! — Берри рванулся и вылетел из кошмара, словно пробил головой нетолстую корку льда.

Какие-то провода, трубки…

Тупо отозвалось левое плечо.

Спокойно, сказал он себе. Ты в больнице.

Ты ранен, и ты в больнице. Лежи. Это был кошмар. Просто кошмар.

Он знал, что это ложь. Ему все время лгали другие, а теперь он вдруг решил солгать сам себе. Для разнообразия.

Без сил он откинулся на подушку. Закрыл глаза. На обратной стороне век стремительно менялись какие-то красные светящиеся цифры, половинки цифр, значки, буквы, иероглифы…

И вдруг цифры побледнели. Их залил розовый свет. Берри хотел зажмуриться плотнее, но вместо этого приоткрыл глаза.

Свет был молочно-белый. Он пропитывал стену рядом с кроватью, и за стеною уже начинали угадываться тонкие изогнутые силуэты беспощадных мучителей.

Берри сорвал с лица кислородную трубку, с груди — присоски электродов. Нет, подумал он. Больше — никогда. Бросился к двери. Приставленный к палате констебль беззвучно говорил по телефону. Берри затравленно огляделся. Стена уже имела обычный вид, как бы приглашая вернуться, признать ошибку…